Все молчали, и в этой напряженной тишине вдруг раздалось негромкое посвистывание – Любчик, задумавшись, насвистывал любимую песню Ларионова «Гуд бай, Америка, где я не буду никогда…».
Я смотрел прямо перед собой в неестественную для сентября синеву неба, быстро двигающийся от Крымского моста антрацитовый навал туч, размытый предгрозовой свет с сизой дымкой, рафинадно-белые дома с собственным свечением, пропылившуюся, пожухшую зелень в сквере напротив, клубящуюся вокруг статуи вождя расхристанную стаю костистых бабок с жестяными прическами и транспарантами сочно-мясного цвета, ерзливую суету машин и целеустремленно-бессмысленную пробежку пешеходов. Я слушал насвистываемую Любчиком мелодию, которую так часто напевал Ларионов, а перед глазами неотступно стояла грязная зассанная телефонная будка на задворках Курского вокзала и лежащий на полу съежившийся маленький Ларионов, с серым, будто замурзанным лицом. Я подумал, что это я и раньше видел много раз, у убитых – несчастные, обиженные лица. Но как-то не доходило до сердца, пока не увидел Валерку.
– Сколько лет ему было? – спросил К.К.К.
– Двадцать четыре, – не оборачиваясь ответил я и кинул Любчику: – Заткнись…
Потом прошел к своему столу, уселся на место, сильно потер ладонями лицо и медленно сказал:
– Вчера вечером, когда его убивали, я был у Келарева. Он мне велел подать докладную… Управление безопасности требует уволить Ларионова… Вот… Освободил меня Валерка от этой работы.
– И начальству приятнее – не какого-то там нарушителя и разгильдяя гнать с треском, а печально и гордо исключить из органов в связи с гибелью на боевом посту. Всем хорошо… – заметила Ростова.
Любчик беззаботно махнул рукой:
– А нас всех – кого не застрелят – или посадят, или выгонят!
– Но нас пока, слава Богу, не застрелили, не посадили и не выгнали. Какой отсюда вывод? – спросил я.
– Расквитаться со всей джангировской бандой, – спокойно-уверенно сказал Любчик.
– А ты думаешь, что это они? – Я внимательно посмотрел на него.
– Я тоже в этом не сомневаюсь, – вмешался Кит Моржовый. – Ларионов кричал по телефону: «Они захватили американца!»
– Они! – повторил К.К.К. – Ларионов уходил от погони, у него не было времени объяснять, он кричал как о само собой разумеющемся – кроме Джангирова с компанией, он ничем не занимался сейчас!..
– Погоди, не бухти… – остановил я его. – Келарев сказал, что несколько дней назад бесследно пропал американский гражданин Левон Бастанян. Ушел из гостиницы и сгинул. Может быть, это о нем кричал Валерка?
– У Джангирова от безнаказанности совсем стерлись тормозные колодки – делает что хочет, – эпически вздохнул К.К.К.
И Кит Моржовый согласился:
– Непонятно зачем, но нахальства украсть американца у них вполне достанет.
Гордон Марк Александрович поправил на носу золотые очки:
– Могу засвидетельствовать, как бывший доктор, что сдобное холеное тело мира быстро покрывает российская криминальная сыпь. Ждем-с рожистых воспалений, экзем, гнойных пролежней…
– Дождетесь, – пообещал я.
– Ах, если бы можно было узнать, с кем вчера встречался Валера! – с досадой стукнула кулаком в кулак Ростова.
– Невозможно, – покачал головой Любчик. – Агент наверняка позвонил внезапно, что-то важное посулил, он и помчался, никому ничего не сказав… А смотреть его агентурное досье – пустое дело! Он, кроме нас, никому уже не доверял и попросту не вносил данные агентов в картотеку.
– И не сказал ни единого слова… – пробормотал Гордон.
– Что? – удивился Кит Моржовый.
– Роман был такой хороший, – пояснил ему К.К.К. и повернулся ко мне. – Шеф, хочу напомнить пункт двадцать два из инструкции по системе эффективного управления…
– Началось… – махнул рукой Любчик.
Гордон Марк Александрович улыбнулся.
Кит Моржовый покрутил пальцем у виска.
Я согласно кивнул.
– Руководитель, созвав сотрудников и выяснив их мнение по обсуждаемым вопросам, должен дать понятные и четкие распоряжения по исполнению, – продекламировал К.К.К.
– Хорошенькое время ты нашел для шуток, – сердито бормотнул Любчик.
– А я не шучу, – спокойно ответил К.К.К. и снова обратился ко мне: – Пункт девятнадцать – «не прибегай к заседаниям как способу коллективной защиты от индивидуальной ответственности»…
– Спасибо, Куклуксклан, пошел в жопу, – оприходовал я рекомендацию аналитика. – Вытряси из своих компьютеров все мыслимые комбинации их связей.
Показал пальцем на Любчика:
– Насчет агентуры ты прав только частично… У меня на этот счет есть соображения… Ладно, вы с Ростовой знаете, чем заниматься… Марк Александрович представит все соображения к вечеру… А с тобой, Кит, мы сейчас прошвырнемся кое-куда…
Все встали, но Любчик еще успел возникнуть:
– Имею вопрос! Командир Ордынцев, прикажите, пожалуйста, Куклуксклану покопаться в компьютере… Нужен ответ…
– Что нужно?
– Почему мафиознику, попавшему на цугундер, вся их система помогает любыми средствами, а у нас в конторе – как раз наоборот? Почему?..
– Любчик, у тебя компас есть? Иди по нему, иди…
Для пассажиров, глазеющих из окошек самолетов на подлете к аэропорту Кеннеди, терминал «Дельта», наверное, выглядит как кастрюля циклопических размеров: к громадному стеклянному цилиндру главного аэровокзала пристроена длинная четырехэтажная «ручка» – в ней бессчетная текучая армия пассажиров рассасывается по кассовым залам, посадочным стойкам, холлам-накопителям, магазинам и ресторанам. А на крыше «ручки» ползают муравьями по стоянке автомобили.
По бескрайней кровле-паркингу, где медленно плавились в палящем солнечном мареве эти сотни автомобилей, Лекарь бежал словно рэгбист-нападающий – корпус наклонен вперед, кейс, как мяч, прижат левой рукой к животу, весь в атаке – и весь в ожидании бокового удара. Издалека нажал кнопку электронной секретки, и его «мерседес» подал знакомый голос – «пик-так-тик-су-у!», приятельски мигнул фарами: тут я, босс, тут, дожидаюсь.
Рванул дверь, чемодан – за спинку между сиденьями, ключ – в замок, рявкнул мотор-зверюга, глухо и грозно заурчал под капотом. Включил на всю мощь кондиционер, задний ход, баранку налево – и погнали! Давай, приятель, давай, покажи себя!
Еще полминуты из жизни украл билетер на выездной платежной будке – ленивый жирный индус, похожий на усатую матрешку. Кинул ему пятерку – «абрашу» и, не дожидаясь сдачи, рванул во всю мочь, вихрем скатился с пандуса, через гулкий короткий туннель ухнул на площадь. Светофор сморгнул зеленую каплю света, вспыхнул жидким йодом желтый сигнал, но тут уж Лекарь не дал этим вареным фраерам ни единого шанса – прорезал тронувшийся с места поперечный поток, нагло выскочил на перекресток, довернул руль до упора налево – задние баллоны злобно-жалобно взвизгнули, и помчался серебристо-стальной «мерседес» из аэропорта навылет.