И вдруг я с отчаянием подумал, что, передав Мамочку в руки охранителей нашего кривосудия, я спас бандита. Для меня он неуязвим. Они его легко и быстро выволокут из нашей страшной пыточной избы. Или на следующем этапе расследования – если мы докажем, что он убил Ларионова – Мамию сразу передадут по подследственности в прокуратуру. А там уж Бестыжев со товарищи все обеспечат.
Нет, ребята, вы рано радуетесь. Наверное, есть ситуации, где нарушение закона не грех, а добродетель. И я сам справлюсь с правосудием…
В конторе допрос не продвинулся ни на шаг. Да и нельзя решить такую проблему с налета. Она требует серьезной агентурной подготовки, подбора массы материалов, на очных ставках надо заставить испуганных свидетелей подтвердить свои показания, есть много способов нормальной реализации дела в рамках закона. Но ничего сейчас нельзя сделать хотя бы из-за железной уверенности Мамочки, что ему надо любой ценой продержаться трое суток. А там – воля!
Неохота вспоминать, но эти двое суток были как горячечный бред. Со стыдом и сожалением на исходе третьих суток мы вынуждены будем отпустить Мамочку. Мои ребята смотрели на меня с удивлением, поражаясь моей пассивности – я как будто отключился от происходящего. Мамочка валился с ног от усталости, но был злобно оживлен и вздрючен:
– Ништяк! Еще пара часов – и скажем друг другу «пока!». И больше, надеюсь, никогда не увидимся…
– Увидимся, – заверил я его.
За два часа до душеразрывающего мига расставания я вышел на улицу, разыскал работающий телефон-автомат и набрал номер. Знакомый резкий голос с неистребимым акцентом ответил:
– Джангиров слушает…
Зажал себе ноздри – чтоб погундосее вышло – и быстро сказал:
– Сегодня в одиннадцать часов утра из городской прокуратуры выйдет киллер Мамочка, друг твоего племянника…
И дал отбой. Им всем.
С вечера я созвонился с Симаковым, попросил об одолжении.
Славка Симаков, начальник отделения в службе наружного наблюдения, как все топтуны, был тихарь незаметной серой внешности и поведения. Волнуясь, он сильно потел, отчего становился похож на расплывающийся влажный призрак. Парень он был неплохой и страдал от тайной слабости – он был горький закрытый пьяница, свойство, которое в милиции, ясное дело, не очень приветствуется. Я его по-товарищески срамил и стращал, уговаривал завязать, а Славка, виновато глядя в сторону, спрашивал меня грустно:
– Серега, ответь не по уму, а по сердцу… Я ведь знаю, что ты как бы прав… Послушаю я тебя, завяжу вглухую – и что останется мне тогда в жизни?
Я что-то неубедительно мычал, но заканчивал всегда пророчески-грозно:
– Смотри, Славка, погоришь однажды по-черному… Выпрут тебя без пенсии, закукуешь тогда… – и сам себя совестился, потому что для такого прорицания много ума не надо – ежу понятно, чем кончается для мента регулярная пьянка.
Ну и случилось, конечно. Возвращаясь из гостей, Симаков тихо, покойно-пьяненько заснул в троллейбусе. Борзый наряд доставил его в вытрезвитель, оформили Славку по всей программе. Оружия, к счастью, у него не было – да и зачем оно топтуну? А вот удостоверение майора милиции у него изъяли. Утром, проспавшись, он с ними не смог на месте договориться, с «вытрезвенниками», и как только его выпустили из трезвого узилища, позвонил мне.
Славка знал, что я с младых ногтей пасу вытрезвители – неисчерпаемый кладезь смрадной информации.
Пришлось мне в вытрезвитель поехать. Наехать, поохать, нажать на начальника вытрезвителя, потом подружить с ним, подарить на память о встрече бутылку коньяка «Отард», названного, наверное, французами в честь Отара Квантришвили, и тогда руководитель тверезой жизни разорвал все протоколы, которые должны были идти в Управление кадров МВД. Серая, незаметная миру, унылая – и такая нужная Симакову – карьера была спасена.
Надо отдать ему должное, Славка отслужил мне не один раз верой и правдой. Штука в том, что в наших условиях для того, чтобы оформить наружное наблюдение, требуются такие чудовищные усилия и столько разрешений начальства, что проще за преступником самому протопать. Только – смешно сказать – эта профессия требует таланта и знания множества приемов и навыков странного филерского ремесла.
Славка был маленьким начальником, и сам он уже «на землю» не выходил, след не брал. Но его мелких командных полномочий было достаточно, чтобы по моей просьбе организовать наружку за интересующими меня людьми. Конечно, если это не была какая-нибудь масштабная долгосрочная операция, требующая больших людских ресурсов, как говорили топтуны – значительных трудодней.
Поэтому и на этот раз Симаков охотно согласился помочь. Только спросил для формы, на всякий случай:
– А начальство твое знает?
– О чем вопрос, Слава? Дело на контроле у самого Келарева… И не нужна мне толпа твоих соглядатаев… Мне нужен один толковый человек…
– Дуся? – понятливо среагировал Симаков.
– Да, мне нужна Пронина. Этого будет вполне достаточно…
Когда я заявился в контору, то, распахнув дверь, услышал пронзительный голосок Дуси Прониной. Она говорила Миле что-то про свою семейную жизнь.
– …Мне бы ее на свои ходули поставить, а там пускай сама через грязь шагает, – объясняла свои родительские проблемы Дуся.
Увидев меня, Дуся встала навстречу, козырнула по форме:
– Петрович! К выполнению любого задания Родины майор Пронина готова…
Ее фамилия Пронина в сочетании со званием «майор милиции» была поводом для бесчисленных шуток, ибо память поколений сохранила имя литературного героя – сыщика майора Пронина. Никто, по-моему, уже не читает этих книжек, никто не вспомнит, чем занимался майор Пронин, но все знали нарицательное имя легендарного сыскаря. Ну и Дуська по наследству получила его известность и острую потребность каждого встречного пошутить по этому поводу.
Я обнял Дуську, расцеловал, усадил за свой стол и попросил Милу приготовить нам кофе – принимал я в гостях человека не простого.
Дуська Пронина была чемпионкой. В любом человеческом занятии, сколь бы ни было оно необычно, а порой и презренно, существуют выдающиеся мастера, несравненные умельцы, в которых соединилось призвание к подобной деятельности с приобретенными профессиональными приемами. С моей точки зрения, Дуся Пронина была великой, лучшей топтуньей во всей нашей оперативно-розыскной системе. Дуська не знала себе равных, не бывало у нее поражений и срывов, скрыться от нее было невозможно, и никто еще не сумел оторвать «хвост» в виде неказистой, чудовищно худой бабенки, похожей на скелет змеи. Да и лицом Дуся не сильно удалась – глядя на нее внимательно, очень хотелось подарить ей на день рождения противогаз, с которым она сохранила бы шанс устроить свою личную жизнь. И одета она была всегда во что-то серое, мешковатое, абсолютно незапоминающееся и неразличимое в толпе.