Сашка забрал у меня из рук старую сберкнижку, положил ее обратно в сейф, щелкнул замок на дверце.
– По этой книжке можно изучать историю нашей страны, – сказал он. – Мало кто понимает, что деньги, как состав крови, отражают состояние здоровья народа, самочувствие государства. То, чем с нами расплачивались семьдесят лет, были не деньги. Фальшак, бумажки, талоны на питание. А у талонов не бывает долгий век. Ты чего улыбаешься?
– Смешная фантазия пришла – представляешь, если бы Чкалов положил на имя твоего старика сто франков в швейцарский банк, – предположил я. – Что стало бы с ними за шестьдесят лет с лихом?
– Я на них себе дом под Лозанной купил бы, – сказал зыбко Сашка – не то всерьез, не то шутил. – А книжечка сберегательная – мой расчетный чек с державой! Больше я ей ничего и никогда не должен…
Негромко загудел зуммер на переговорнике, замигала лампочка, и голос секретарши Нади нас мгновенно вздрючил:
– Александр Игнатьич, в приемной Людмила Андреевна. Она хочет вас немедленно видеть…
– Пригласи, – сказал Сашка и уже шел к двери, навстречу Люде, бледной, в смазанном макияже и растрепанных чувствах. – Что случилось? – быстро спросил Серебровский.
– Здравствуй, Саша! – Она вглядывалась в его лицо, будто стремилась понять или вспомнить что-то безнадежно ускользнувшее из памяти.
– Здравствуй, Люда, здравствуй… Почему ты здесь?
Она расстегнула замок сумки, достала запечатанный конверт и молча протянула Серебровскому.
ТЕПЛО, ТЕПЛЕЕ…
В «Бетимпексе» начальник поисковой группы докладывает Павлюченко, бывшему Николай Иванычу.
– Вот эту группу домов мы прочесали, – показывает он пальцем на схеме. – Вы обещали добавить людей, тогда перейдем на левую сторону улицы Огурцова…
– Сегодня же, – кивает Павлюченко. – Бойко вполне мог обмануть этого придурка водилу – дать ему ложный след.
– И еще! Нас аккуратно, но вполне профессионально пасут.
– Плевать! – отмахивается Павлюченко. – Это люди Серебровского. У них вообще нет никаких концов, поэтому они от безнадеги пытаются раскинуть сети на ловца. Мы все равно на шаг впереди…
Поисковик протягивает ему газету «МК», показывает объявление – «Верный Конь, Хитрый Пес, Бойкий Кот…».
– Этого парня из Интерпола зовут Ордынцев?
Павлюченко читает объявление, хмыкает досадливо:
– Ты смотри – куда конь с копытом, туда и пес с клешней! Придется всерьез присмотреть за этим вонючим режиссером… Не думаю, что Кот ему поверит, не такой он дурак – самому в пасть Серебровскому лезть. Но вообще-то жизнь штука сложная, чем черт не шутит. Было бы хорошо их вдвоем надыбать на встрече… Очень хорошо было бы!
– Простите, не уловил…
– Не бери в голову, потом поймешь. Запомни одно: сейчас Ордынцев – никто, и имя ему – никак. У него здесь игры нет – он болван в польском преферансе. Но если он действительно такой умник, как мне шептали, и он сообразит что к чему, а дружки из Интерпола всерьез подсобят – вот тогда он может стать очень, ужасно опасен… Ладно, займись делом. Вы используете этого дурня – водилу?
– Еще как! Я дал ему деньжат – он с двумя нашими парнями полный день утюжит на своей «шестерке» все окрестные дворы и улицы.
– Дельно! Дуракам – счастье, может, встретит Кота, – задумчиво говорит Павлюченко. – В этом случае позаботься обо всем…
Изо всех сил сдерживаясь, стараясь не выдать своего отвращения, я негромко, как бы спокойным голосом спрашивал генерала Сафонова:
– Хотелось бы знать, что делала наша охрана?
Шеф безопасности тяжело вздыхал:
– Хлопала ушами…
Людмила попыталась вступиться:
– Но он действительно выглядел неузнаваемо… С ним была очень привлекательная женщина – может, это сбило охранников с толку?
– А по-твоему, киллер должен ходить по городу в пулеметной ленте, как матрос Железняк? – любезно поинтересовался я и снова спросил Сафонова: – Сколько у нас там людей?
– Четыре наряда по два человека.
– Прекрасно! Всех уволить… Сегодня же…
– Александр Игнатьич, прошу вас, не горячитесь, – стал заливаться бурым склеротическим румянцем Сафонов. – За этот прокол отвечаю я. Из-за ошибки или нерадивости одного охранника, наверное, неправильно наказывать еще семерых людей…
– Я понимаю – семьи, дети, безработица на дворе, – кивнул я. – Кузьмич, дорогой мой, ты меня неправильно понял. Я их не наказываю. Они мне просто не нужны, они – слабое звено в неработающей цепи. Как системщик, я не могу этого допускать. Уяснил?
Цвет лица Сафонова приобрел черно-багровый оттенок, как уголь в горне.
– Уяснил, Александр Игнатьич, уяснил, – вздохнул он тяжело. – Как системщик, вы должны начинать с меня – я руковожу этой несрабатывающей цепью…
– Я об этом подумаю, – спокойно, без нажима пообещал я.
– Хорошо, – сказал Сафонов, глядя в стол. – Дайте, пожалуйста, указания относительно охраны офиса Людмилы Андреевны.
Я прошел за свой стол и снова вставил дискету в гнездо компьютера.
На экране монитора поплыли символы загадочных процессов пробуждения зловещей памяти. Там сейчас дремал оживающий демон.
– Охрану в офисе «Уорлд трэвел» снять, – решился я наконец. – Людмиле Андреевне она больше не нужна…
– Как?! – в один голос воскликнули Сафонов, Людмила и немо молчавший до сих пор Ордынцев. Они заголосили хором. Греческий хор ужаса и гнева.
На экране монитора, который виден был только мне, всплыли из необъятной глубины электронных волн слова:
ПРЕЗИДЕНТУ ХОЛДИНГА «РОСС и Я»
А. И. СЕРЕБРОВСКОМУ
ЕСЛИ СО МНОЙ ПРОИЗОЙДЕТ НЕЧТО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ, СОДЕРЖАНИЕ ЭТОЙ ДИСКЕТЫ БУДЕТ НА ДРУГОЙ ДЕНЬ СБРОШЕНО В СЕТЬ ИНТЕРНЕТА И СТАНЕТ ОБЩИМ ДОСТОЯНИЕМ.
Ну скажи на милость, Алексей Кузьмич, дорогой ты мой охранно-сыскной бык-ветеран, какую ты можешь обеспечить охрану моей неугомонной семье – при условии, что с Котом Бойко не должно происходить ничего чрезвычайного?
Нет, об этом мне надо позаботиться самому. Мне вообще не на кого рассчитывать, кроме себя самого. Он, Хитрый Пес, тебя, Мидас, не подведет. Вы уж давайте держитесь и дальше друг за дружку.
Я выключил компьютер и сказал ровным голосом своей бывшей любимой жене:
– Люда, опустим сто страниц объяснений… Сразу – к делу. Ты берешь Ваньку и вылетаешь с ним в Швейцарию. На сборы – два дня…
– Подожди, Саша, как это можно? У меня…