– Вольно. Чего ты какой-то встрепанный, а? Или мне показалось?..
– Показалось, подруга! Наоборот, я весь из себя спокойный, лениво-раздумчивый. Лежу, как князь Болконский на Бородинском поле, глазею в небо. Думаю думу свою…
– Болконский лежал на поле Аустерлица, – показала свою образованность Джина. – А чего это там грохочет так на поле?
– Мысли. Знаешь, я когда думаю – это страшная сила!
– Вот мужик-урод! – печально восхитилась Джина, помолчала и сказала: – Я договорилась с ней… Завтра, у меня, в два…
– Спасибо, подруга. Слушай, ты не знаешь – гиена может загрызть газель?
– Что? – удивилась моя ясновидящая.
– Нет-нет! Это я так, от пустомельства. Так сказать – мысли вслух…
– Дурак ты, Кот, и мысли у тебя дурацкие, – с досадой сказала Джина и дала отбой.
А грузовичок остановился на светофоре, и ко мне благовестом пришел снова радиоголос Хитрого Пса:
– …От бедности и общей неустроенности возникла в обществе тенденция демонизации денег. Наверное, это неправильно… Альберт Эйнштейн, знавший относительность всего в этом мире, говорил, что деньги, конечно, зло, но только благодаря этому злу человечество может избавиться от голода, болезней и невежества…
Э, друг мой Саня, кандидат демонологических наук, если ты будешь говорить народу эти культурные глупости, хрен тебя выберут в губернаторы.
– Господин Серебровский, вы не боитесь, что в результате всех этих реформ Россия превратится в банановую республику? – спросила корреспондентка «Ъ», прилизанная девочка-отличница в таких же очешках, как и у Хитрого Пса.
Сашка снисходительно-добро улыбнулся:
– Вот уж это нам точно не грозит! Моя забота – чтоб не превратилась Россия в брюквенное царство с народной кухней из лебеды и березовой каши…
Журналисты захохотали, восприняли ответ как прямой наезд. Сашка вообще вел себя очень свободно, говорил легко, много шутил. А журналисты его явно не любили. Но он им все равно нравился. В его поведении был дорогой шик большого стиля.
– Как вы относитесь к коммунистам?
– Лояльно, – пожал плечами Серебровский. – Их только нельзя до власти допускать…
– А как вы совмещаете лояльное отношение к коммунистам с тем, что они пишут о вас в своей печати? – напирал корреспондент «Комсомольца».
Хитрый Пес сделал удивленное лицо, словно впервые слышал:
– А что они пишут?
– Что вы, выполняя заказ ЦРУ, хотите продать «Макрокомпу» оборонный щит державы и сделать Россию беззащитной перед мировым капиталом…
– Ага, понятно! – кивнул Сашка. – Я иногда даже сочувствую коммунистам. Ну представьте себе, каково приходится крупной политической партии, у которой в идеологическом арсенале есть одна-единственная идея – давайте вернемся во времена Ленина – Сталина!
– У этой партии треть всего электората страны! – крикнул кто-то с места.
– Это нормально. В обществе и должна быть треть людей, которым нечего ловить в будущем. Они этого не знают, не понимают, но нутром ощущают – у них нет достойного места в следующем веке, веке информации. А информация – это богатство, это энергия знания, это свобода. Богатым, свободным и умным людям, сами понимаете, не нужны коммунисты с их разбойно-побирушечьими идеями «отнять-поделить».
– В каком сейчас состоянии ваш совместный проект с Биллом Хейнсом?..
…Когда-то, это было ужасно давно, ровно одну треть моей жизни назад, Хитрый Пес втолковывал нам с Котом то же самое на празднике Великой Октябрьской Плащевизации меня. В тот осенний дождливый день Кот выполнил давнее обещание и достал мне импортный, кажется, английский плащ «Лондон фог». Это была плащаница почище Туринской – стального цвета реглан с двойной грубой строчкой швов, нагрудными клапанами, погонами, молниями, заклепками, накладными карманами и с подстежкой!
Господи, тот, кто не видел шерстяную подстежку моего нового плаща, тот не ведает художественного совершенства! Дизайнер сорвал с неба радугу и распустил ее на клетки и полосы моей мягонькой ворсистой подстежки – длинного, по поясницу, жилета, который прикреплялся к плащу гибкой, мягко рокочущей молнией с иностранной надписью «Zipper».
Одно слово – «Лондон фог»! У меня этот лондонский туман от счастья в глазах стоял. Ну и, конечно, от выпитого.
Счастливое событие мы начали обмывать дома у Хитрого Пса. От гордости я сидел, не снимая плаща, как околоточный на Пасху. Вообще было понятно, что остаток жизни я теперь прочно связал с этой дорогой и невероятно красивой одежкой.
Кот хвастал, что плащ удалось вырвать буквально из зубов академика Аганбегяна.
– Не ври, Кот, – меланхолично заметил Хитрый Пес. – Мой директор Аганбегян раз в пять толще Сереги, ему этот плащ ни к чему…
– Не преувеличивай! – засмеялся Кот и разлил по рюмкам остатки из четвертой бутылки водки. – А вот за водкой сейчас надо будет ехать…
– Не надо пока, – твердо сказал Сашка. – Не считая пролитых капель, мы приняли звериное число – по 666 граммов на рыло. Знак и доза Сатаны. Это – миг истины, момент откровений. Если вы еще что-нибудь цепляете, я скажу вам сейчас очень важные вещи…
Мы смотрели на него с подозрением, потому что говорил он, как всегда, своим недостоверным зыбким тоном, и, несмотря на сильную подпитость, мы опасались какого-то подвоха.
Но Сашка пафосно-трезво сказал:
– СССР по обыкновению опаздывает. Мы все задержались со вступлением в информационный век. Век компьютеров…
Мы с Котом удивленно переглянулись, не в силах связать грандиозный – в общечеловеческом масштабе – факт покупки мне плаща и неуловимо подступающий к нам из какого-то неведомого далека век компьютеров, этих забавных электронных машинок не очень понятного нам назначения.
– У кого информация – у того власть, богатство и свобода, – сказал Сашка.
– Ты что, Хитрый Пес, чокнулся? – спросил Кот. – Время к вечеру наклонилось, водка на излете, а ты какую-то хренотень несешь… Сейчас у нас одна информационная проблема – где среди этой долбаной трезвости водяру сыщем?
– Угомонись, придурок, – ласково сказал Сашка. – Я знаю, как мы все станем миллионерами…
– При мне ты до таких чертиков еще не напивался, – сказал я сочувственно и одернул полы плаща, чтобы при сидении не мялись.
– Послушайте меня, убогие, – попросил Серебров– ский. – Постарайтесь понять, что я вам объясняю. Вот ты, Кот, в числах третьего порядка не силен, но это должен знать – сколько стоит на рынке доллар?
– Четыре рябчика, – мгновенно отрапортовал Кот и оживился: – Наконец-то! Займемся фарцовкой по-настоящему?
Не обращая на него внимания, Хитрый Пес говорил, объяснял и втолковывал, и сейчас-то я понимаю, что не нуждался он ни в нашем одобрении, ни в нашем понимании, ни в поддержке. Он тогда уже все знал, и ему просто было не с кем, кроме нас, поделиться великим финансовым открытием. Да и говорить, кроме нас, никому об этом не следовало.