– Ничего, доиграетесь, свое получите! – погрозил кому-то Тарас.
Ишь, разошелся! Карагодин хотел сказать что-то язвительное, но тут ослепительный поток света ударил по глазам, так, что он инстинктивно отшатнулся от окна. Тарас тоже прикрыл глаза руками.
– Вертолет вызвали! С прожектором…
Тарас отвернулся от окна, но вертолет заложил вираж, и комната снова погрузилась в темноту. Зато площадь теперь была освещена ярко, как сцена. И было отчетливо видно, как уже на другой улице, выходящей на площадь, появился еще один скутер с двумя седоками в масках. Маневр был все тот же – скутер выскочил за спинами полицейских и на секунду остановился. Правда, теперь эти партизаны были без дробовика, но зато в руках у сидящего сзади были две бутылки. Он тут же швырнул их в полицейских. На сей раз им повезло – бутылки не долетели и разбились об автобус, который тут же вспыхнул, как спичечный коробок. Если бы зажигательная смесь попала на полицейских, никакие доспехи не помогли бы…
– Ладно, давай выпьем, что ли, – сказал Карагодин. – Еще насмотримся…
Тарас хитро глянул на него и вдруг проницательно спросил:
– Что, своих стало жалко, а?
– А твои-то тут кто? Шпана эта? – окрысился Карагодин, которого вдруг полоснула ненависть к Тарасу – в какую грязь его заманил!
Тарас, видимо, почувствовал опасность и сразу сбавил тон.
– Моих тут нет, – миролюбиво сказал он. – И наших тоже. Все они тут мне чужие. И тебе тоже. Так что расслабься… Давай накатим, старик, пока эти друг друга мордуют.
Они вернулись к столу, где стоял несколько бутылок вина, валялись куски сыра и ломти хлеба. В эту квартиру в пригороде Парижа Тарас привез Карагодина еще днем, когда на площади было тихо и пусто. Сказал, что с наступлением сумерек на площади начнутся интересные дела, за которыми им нужно проследить. И сделать свои профессиональные выводы.
В квартиру их впустила невысокая, смуглая молодая женщина, затянутая в черный комбинезон. Совсем молодая, почти подросток. Выглядела она неприветливо. В ее небольшой, ладно скроенной фигурке чувствовалась гибкая сила, как в стальном пруте. Не сказав ни слова, даже не подняв на них глаза, она провела их в комнату. Потом взяла огромный мотоциклетный шлем, лежавший на столе, и так же молча пропала.
– Вали, сука драная! – с ненавистью прошипел Тарас ей вслед.
Карагодин посмотрел на него с удивлением.
– Чего тебя так разбирает?
– Знал бы ты, что это за тварь! Держись от нее подальше, а если будешь рядом, спиной не поворачивайся – сунет перо между ребер. И даже не скажет почему…
– А кто она? – уже заинтересованно спросил Карагодин. – Ты можешь объяснить по-человечески?
– Палач! Людей она убирает… Правая рука босса – он ей одной доверяет, больше никому. Говорят, она сирота, он ее вырастил и научил всему…
– Чему всему?
– Чему? Людей убивать! Вот этому самому и научил. Тварь без жалости.
Больше Карагодину ничего выяснить не удалось. Тарас схватился за мобильник и стал изображать из себя большого начальника, раздающего указания. А Карагодин завалился в кресло и включил телевизор.
Шли новости. Красивая дикторша, пытаясь скрыть волнение, строгим голосом рассказывала о беспорядках, которые вдруг вспыхнули сразу в нескольких пригородах. Ничего нового от суровой красавицы Карагодин не услышал. Ну, большинство участников беспорядков – подростки из неблагополучных районов, в основном дети иммигрантов из Африки и арабских стран. Ну, разумеется, эту проблему нельзя назвать этнической или расовой. «Эти подростки выходят протестовать не против других национальностей, а против государства вообще! Они не признают его власть, разрушают все, что символизирует государство. Они нападают даже на пожарных!.. Но главный объект их ненависти – полиция. Власти недооценивают непонимание, существующее между национальными меньшинствами и полицией…»
Как мило! А может быть, есть такая новая национальность – полицейский. Который во всем и виноват. Так уберите полицейских, господа! Тем более был такой замечательный опыт в России – в семнадцатом году убрали городовых и великая империя слиняла в три дня…
А потом красавица-дикторша процитировала министра юстиции, заявившего, что «беспорядки носят организованный характер. В происходящем видна организованность, присутствуют стратегия и гибкая тактика». А дальше было уже совсем интересно. Появился сам министр и заявил: «Если бы я был в состоянии ответить на вопрос, кем они организуются, то эти люди уже сидели бы в тюрьме».
Милый, так если ты не в состоянии, может, пора другую работу поискать? Карагодин потянулся в кресле. «Способы действия этих организованных банд неоспоримо указывают на наличие координации между ними», – вполне жалобно доложил минстр. И добавил: «На некоторых интернет-сайтах появляются адресованные в другие города призывы присоединяться к движению в парижском регионе. Это движение направлено против республиканских институтов».
Когда же растерянный начальник объявил, что «беспорядки устраивают мобильные группы молодых людей или, возможно, не очень молодых – из-за масок разобраться трудно», Карагодин не выдержал и рассмеялся. Мсье стоило бы в следователи податься с такими аналитическими способностями. «Они приезжают на скутерах, нападают и уезжают. Задерживать их чрезвычайно трудно», – горестно вещал борец с преступностью.
Тарас, привлеченный смехом Карагодина, оторвался от мобильника и тоже уставился в телевизор.
– Чего ты развеселился?
– Да смешно все это слушать! Жалуется, что бандиты на скутерах приезжают, да еще в масках. И уезжают быстро. И потому, понимаешь, поймать их очень трудно.
Тут на экране возник человек с заклеенным белым пластырем носом, на больничной койке, и дикторша сообщила, что это доблестный комиссар местной полиции. Он попытался облагоразумить «разгневанных парней», а они сломали ему нос и несколько ребер. Эти «разгневанные парни» Карагодина совсем вывели из себя!
– Тебя бы, дамочка, к ним в лапы на часок-другой, посмотрел бы потом, что бы ты запела про этих «парней», – выругался он.
– Это что за жертва аборта? – загоготал Тарас, тыча мобильником в экран.
– Местный комиссар полиции, – нехотя объяснил Карагодин. – Он пытался вступить в переговоры, а ему переломали ребра…
– Вот идиот! Нашел с кем переговариваться!
Карагодин покосился на Тараса и хотел было напомнить ему, как он со своим начальником валялся, связанный, как баран, на загаженном полу санчасти Красноводской тюрьмы, а взбунтовавшиеся зэки, к которым они отправились на переговоры, демонстративно харкали на них, проходя мимо…
Но делать этого он не стал, потому что уже успел разобраться – Тарас обидчив, злопамятен, мстителен, а себя всегда и во всем считает правым. Даже не обиду, а усмешку над собой запоминает, чтобы потом обязательно отплатить сторицей.