– Да-да-да. Помню, был там такой конкистадор с израильским паспортом. Этого вы имеете в виду?
– Его.
– А что это он вам вспомнился? – удивился Гриб. – Я-то думал, что придушили его где-то давно – по-тихому так, по-хорошему, по-свойски… Слишком уж много крови за ним. Никому он стал не нужен. Отыграл свое.
– Я тоже так думал. Но мне сказали, что его видели в Париже. Не думаю, что он приехал сюда по музеям ходить.
Гриб озабоченно покачал головой.
– Если это так, то жди беды. Этот по мелочам размениваться не будет.
На какое-то время они замолчали. Каждый думал о своем.
По озеру к двум островкам, соединенным мостиком, лениво шлепая веслами, плыл на лодке какой-то человек в белой шляпе. Заметив, что Иноземцев и Гриб стоят и смотрят на него, человек снял шляпу и раскланялся. Иноземцев радостно помахал ему в ответ рукой. Гриб начал прощаться.
– Вы бегите-бегите, – не стал его удерживать Иноземцев. – А я еще погуляю, подышу воздухом! Я-то не на службе, человек свободный.
Он воздел руки к небу, блаженно, со стоном потянулся и проорал прямо в парижское небо:
– Свободен! Наконец-то свободен!
Из душа доносилось ее негромкое, беззаботное пение, похожение на мурлыканье.
Каридад-Карагодин… Карагодин-Каридад… Какое странное совпадение!
Так же странно и удивительно все, что между ними происходит. Солнечный удар… Вот именно – удар, от которого не спастись.
Все случилось как бы само собой, он даже не соображал, что делает. Первый день слежки за Ледниковым они проездили в машине практически молча. Карагодин лишь обратил внимание на то, что Каридад до дрожи напряжена, а лицо ее время от времени каменеет, словно она пытается совладать с собой. Сам он тоже чувствовал себя не в своей тарелке, особенно вспоминая те ужасы, что поведал ему о Каридад заклятый друг Тарас.
Надо сказать, Ледников им особого беспокойства не доставлял. Он или просто бродил по Парижу, засиживаясь подолгу в уличных кафе, или часами пропадал у своего приятеля в антикварном салоне «Третий Рим», или тоже подолгу сидел в квартире старого русского эмигранта Ренна. Ничего интересного или подозрительного. Правда, туда в это же время заезжала не кто иная, как жена господина президента. Жил Ледников в квартире на рю Дарю. Удалось выяснить, что квартира принадлежит тому же самому Ренну. И там тоже заметили жену президента. Из чего можно было сделать вполне определенные выводы…
Как-то ближе к вечеру они с Каридад сидели в машине, наблюдая за подъездом дома на рю Дарю, и Карагодин случайно коснулся ее руки. Каридад вдруг словно окаменела, а потом медленно повернула к нему лицо. Оно пылало страстью. Губы ее подрагивали. Не очень-то понимая, что делает, Карагодин притянул ее к себе и обнял. Она впилась в него, как дикая кошка.
Самое удивительное – они практически не разговаривали. Обменивались жестами, улыбками, внимательными взглядами, легкими прикосновениями. И в номере отеля, который он снимал уже давно для случайных встреч, тоже все происходило молча, они оба произнесли только несколько необязательных слов. Никаких тебе la declaration d’amour, все как во сне…
И вот теперь, лежа в постели и слушая ее голос, доносившийся сквозь плеск воды из душа, он пытался разобраться в своих чувствах и раздумывал о том, что сделает Зондер, когда узнает, что случилось. А узнает он обязательно, рано или поздно.
И первым, кто донесет на них, будет друг Тарас, который по-прежнему приглядывал за ним – то ли по приказу Зондера, то ли по собственному желанию, в неутолимом стремлении подставить Карагодина, доказать Зондеру, что он служит ему не за страх, а за совесть. Хотя какая там у Тараса могла быть совесть?
Она вышла из душа завернутая в полотенце. Ее смуглая, гладкая кожа еще была покрыта капельками воды. Она присела на край постели и уставилась на Карагодина своими непроглядно темными глазами. При этом она улыбалась чему-то своему. Сурово-безразличная ко всему, когда они были на людях, она словно сбрасывала с себя эту маску, если они оставались вдвоем.
Он так и не успел ее ни о чем спросить, потому что пропел какую-то странную мелодию ее мобильник. Она выслушала звонившего, тихо сказала по-испански «да» и быстро принялась одеваться. Ясно было, что звонил Зондер, никто другой не мог бы заставить ее так спешить. Спрашивать ничего он не стал, потому что знал – она все равно ничего не скажет.
Выспаться хоть немного ему не удалось – позвонил Тарас, сказал, что их вызывает Зондер и он ждет его в машине через час на площади Сталинграда.
– А что случилось? – зачем-то спросил спросонья Карагодин, хотя знал, что Тарасу ничего не известно.
– Вот там и узнаешь, – хихикнул Тарас, по своей гнусной привычке как бы на что-то намекая, запугивая.
Всю дорогу и потом, в машине, Карагодин ломал голову – неужели Тарас что-то разнюхал про них с Каридад? А если не только разнюхал, но и успел донести Зондеру? И теперь его везут как барана на расправу, потому что Зондеру их связь вряд ли нужна.
Когда уже подъезжали к знакомому краснокирпичному особнячку, Тарас подмигнул и спросил:
– Ну что, кончать своего подопечного будете?
– Какого? – не сразу понял занятый своими мыслями Карагодин.
– Да за которым вы следите с этой…
– А ты думаешь?
Тарас высокомерно усмехнулся.
– Я не думаю, я знаю – эта стерва другими делами не занимается. Ее Зондер на них специально натаскал.
Так, облегченно вздохнул Карагодин, значит, Тарас о них с Каридад ничего не знает, иначе бы он так о ней не говорил. Но то, что не знает Тарас, вовсе не означает, что не знает Зондер. В конце концов, она могла сама ему обо всем рассказать, ведь он о ней ничего не знает – что их связывает с Зондером, кто она ему, почему так преданна… Ничего не ясно. Тарас, правда, как-то сказал, что она, мол, чуть ли не дочь Зондера от какой-то мулатки из Южной Америки. Но откуда ему это знать? Вряд ли сам Зондер рассказал Тарасу об этом за рюмкой чая.
Тарас опять завозился, захихикал.
– Не жалко мужика-то?
– Какого? – не понял Карагодин, занятый своими мыслями.
– Такого! За которым ты следишь и которого кончать будешь? Мужик-то молодой еще, симпатичный. Бабам наверняка нравится. Ему бы еще жить да жить!
– Ты за дорогой лучше смотри, – оборвал его Карагодин. – Нашелся тут жалельщик!
– Ну ты зверь! – удивленно покачал головой Тарас. – Два дня с этой тварью поездил и таким же стал. Даешь!
– Тормози, – зло сказал Карагодин.
Когда Тарас остановил машину, повернулся к нему и жестко сказал: