Я на минуту задумался, но такого имени припомнить не смог.
— Дэвид Грэм Филлипс, — медленно проговорила она.
Разумеется, теперь я заметил сходство. Глаза — тёмные, проницательные, властные. Её отличал тот же острый взгляд, который выдал в её брате пытливого, энергичного газетчика, каким я увидел его впервые — он заходил к Холмсу в 1896 или 1897 году, чтобы поблагодарить за отчёт о крушении. Это случилось за несколько лет до того, как Филлипс начал сочинять романы, и задолго до потрясшего мир убийства: журналиста застрелил в Нью-Йорке, как тогда говорили, какой-то душевнобольной, помешавшийся на вампирах.
Эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, но тревожный взгляд миссис Фреверт и её нахмуренные брови заставили меня устыдиться своей заминки.
— Прошу прощения, я задумался, — сказал я. — Примите мои извинения, а также соболезнования по поводу гибели вашего брата. Мы с Холмсом были глубоко опечалены. Подумать только, такой даровитый и многообещающий автор…
— Благодарю вас, доктор Уотсон, — перебила она. — Можете представить, как горевали все мы у себя на родине.
Миссис Фреверт смолкла и глубоко вздохнула, затем продолжила:
— Грэм писал мне, какую радость доставило ему общение с вами и мистером Холмсом. Вернувшись в Нью-Йорк, он всегда вспоминал о ваших встречах как о лучших моментах своего пребывания в Англии.
Лишь теперь тревога стала сходить с её лица. Уголки алых губ тронула улыбка, а трепетание веера мало-помалу замедлилось.
— Грэм не любил уезжать из Нью-Йорка, — объяснила она. — Знаю, в одной из своих книг он писал о «проклятом Востоке» [9] . И всё-таки жизнь там бурлила, а он ненавидел оказываться вдали от событий, вдали от меня. Мы ведь были очень близки.
Миссис Фреверт на миг прикрыла глаза.
— Для Грэма, — продолжала она, как будто стараясь вернуть себе прежнее воодушевление, — дом двести двадцать один «б» по Бейкер-стрит был одним из главных лондонских адресов. Он подробно писал мне о своих визитах к вам.
Желая приободрить гостью, я отважился пересказать ей забавную историю о первой встрече её брата с Холмсом. Весёлый разговор о Филлипсе помог его сестре куда лучше, чем обычно помогают все те снадобья от угнетённого состояния духа, которые мы, врачи, вынуждены иногда прописывать.
— Должен признаться, миссис Фреверт, когда ваш брат впервые появился на Бейкер-стрит, его кричащая манера одеваться меня ошарашила. Несмотря на обходительность, с которой он представился, я увидел в нём лишь светского хлыща. Однако я был привычен к любым посетителям, а потому просто сообщил, что Холмса нет дома, и предложил зайти ещё раз, предполагая, что тот вернётся к чаю.
Ваш брат заглянул к нам снова. Миссис Хадсон, наша квартирная хозяйка, как раз собирала на стол. Я предложил ему кресло, но, не желая чаёвничать без Холмса, мы молча разглядывали пирожные и сэндвичи и с нетерпением ожидали его возвращения. Промаявшись три четверти часа, ваш брат наконец поднялся и попросил свою шляпу. А когда он в последний раз взглянул на карманные часы, в комнату пошёл Холмс. Я хотел было представить их друг другу, но Холмс перебил меня.
«Позвольте мне самому догадаться, дорогой Уотсон», — сказал мой друг.
Он на миг задумался, разглядывая стоявшего перед ним незнакомца.
«Обратите внимание на внешность, Уотсон, — назидательно произнёс Холмс, словно я не заметил эксцентричной наружности человека, с которым провёл вместе почти час. — Очень высок, мальчишеская ухмылка, причёсан на прямой пробор. Отметьте оригинальность костюма: шляпа, лихо сдвинутая на затылок, розовая сорочка, визитка яркого травчатого шёлка, ботинки с перламутровыми пуговицами. Но главное, взгляните на воротничок».
Холмс имел в виду невероятно высокий и жёсткий целлулоидный воротничок. Тот и впрямь почти закрывал собой вполне благопристойный синий галстук.
— Знаю, доктор Уотсон, — рассмеялась миссис Фреверт. — Грэм гордился тем, что у него самые высокие воротнички во всём Нью-Йорке.
— Охотно верю, — хохотнул я и продолжал рассказ: — Подавшись вперёд, чтобы полюбоваться белой хризантемой на лацкане визитки вашего брата, Холмс скользнул взглядом по его правой руке.
«Тушь на среднем пальце», — пробормотал он.
«Потрясающе», — отозвался я. За всё время, проведённое в обществе вашего брата, я так и не приметил предательского пятнышка.
«Полагаю, Уотсон, — объявил наконец Холмс с торжествующим блеском в глазах, — я имею честь принимать у себя американского журналиста, а точнее, мистера Дэвида Грэма Филлипса, знаменитого репортёра из газеты «Нью-Йорк ворлд», которую выпускает Джозеф Пулитцер».
«Чистая правда, Холмс! — воскликнул я. — Это уж слишком. Вы пробыли в комнате несколько минут, но смогли установить его личность! Никогда не перестану изумляться вашим способностям».
«Уотсон, Уотсон, — укорил он, — вам ведь давно знаком мой метод. Мозоль на пальце, испачканная чернилами, выдаёт в нём профессионального литератора. Броские костюмы обычно носят авторы, которые обожают публичное внимание, а не уединяются с музой в своём кабинете. Нет, думаю, под моё описание подходит именно журналист».
«Но как вы узнали, что он американец? — спросил, я, всё ещё озадаченный успехом Холмса. — Он не промолвил ни слова, и как бы оригинален ни был его костюм, такой можно купить и в Лондоне».
«Он здесь и куплен», — вставил ваш брат.
«Верно, Уотсон. Костюм, как мы только что слышали, действительно куплен в Лондоне, но только американцы (без обид, мистер Филлипс!) одеваются столь вызывающе. Самый отчаянный англичанин решил бы, что травчатый шёлк подходит в лучшем случае для жилета. Наши американские друзья, не обременённые сентиментальной британской приверженностью к консерватизму, наряжаются во все цвета радуги. Нет, я совершенно уверен в том, что мой гость — именно тот человек, которого газеты называют «манхэттенским денди» и «пижоном из Индианы»».
Пока мы с Холмсом беседовали, с лица вашего брата, миссис Фреверт, не сходил пунцовый румянец, но он лишь изрёк со смущённой ухмылкой: «Сногсшибательно!»
Однако меня доводы Холмса ещё не вполне убедили.
«А как же Оскар Уайльд? — напомнил я ему. — Что бы вы про него ни думали, он самый настоящий британец».
Холмс утомлённо вздохнул.
«Часы, — объяснил он. — У мистера Филлипса «уолтем» — отличные часы, изготовленные в маленьком городке неподалёку от Бостона, штат Массачусетс. Элементарно, мой дорогой Уотсон».
Миссис Фреверт в восторге зааплодировала.
— Удивительно! — воскликнула она.
— Разумеется, — ответил я. — За годы нашей дружбы я привык к тому, что Холмс указывает мне на детали, ускользнувшие от моего внимания, но даже я оказался не готов к коварному выпаду, который Холмс приберёг напоследок.