— Надо получить мои деньги. И…
— …и не обнародовать факт вашего двоеженства?
Тут профессор обиделся.
— Ну почему двоеженства? — пробормотал он. — Она была обычная бандерша. Это был грех молодости. Я просто не мог расплатиться в этом заведении, вот и все.
— Что же вы не развелись?
— Это не так просто по российским законам. Варварская страна, просто варварская.
— Что вы имеете в виду?
— Вы еще узнаете, каково там.
— Э-э-э… — глубокомысленно произнес Д.Э. Саммерс. — Ну… Хм.
— Рижская охрана ужасна.
— Охрана?
— Вы еще узнаете об этом, когда окажетесь в Риге.
— Так, хорошо, — вмешался Маллоу. — Давайте же, давайте обсудим…
— …сначала в Риге, потом в Сибири.
— Вот так, сразу в Сибири? — подал голос Джейк.
Профессор как будто успокоился. Руки его приняли обычное состояние.
— Действительно, что это я, — заговорил он. — Зачем в Риге? Четыреста тысяч… Собственно говоря, господа, дело вот в чем. Права на наследство мои бесспорны. Но, разумеется, ни круг, с которым была связана эта мадам, ни то, что вы будете находиться в чужой стране, не давали бы вам ни малейших шансов, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что имеется еще один претендент на наследство. Вернее, не претендент на наследство, а, скажем, соучастник в капиталах этого дома. И этот человек, возможно, вам что-то даст.
— Кто же это?
— Это довольно известный в Петербурге человек, некий граф Мордвинов.
— Граф?
— Да, довольно известного рода. Правнук одного очень известного в России адмирала. Его отец был шталмейстером Высочайшего двора и предводителем дворянства Санкт-Петербургской губернии.
— Прелесть, — усмехнулся М.Р. Маллоу. — Только графа нам и не хватает.
— Полагаю, — сказал профессор, — что с этим человеком, в отличите от рижских представителей криминальных кругов, вы договориться сможете.
— Неужели вы говорите о шантаже?
Профессор опять застеснялся.
— Нет, не о шантаже, но… о переговорах.
— Наш долг Форду, и, кроме того, рассрочка за авто, и прочее, включая трехмесячный запас газолина, составляют общую сумму тысяч на пять, — произнес Д.Э. Саммерс в глубокой задумчивости.
Он помолчал.
— Профессор, вы полагаете, что этот граф вот так просто возьмет и даст нам денег? За ним тоже числятся какие-нибудь интересные дела?
— Нет, он человек во всех отношениях интеллигентный, — отмахнулся Найтли. — Однако, он, как и я, заинтересован в некоторой тайне. По крайней мере, в неразглашении этого дела. И, скажем, мой бесспорный отказ от претензий на завещание может быть для него весьма полезен.
Тут приоткрытая дверь в палату закрылась. Сделала она это бесшумно, но очень выразительно. Разговор прервался.
— Мои права бесспорны, — продолжал Найтли. — Кроме того, я знаю его права. Он просто участвует в этом деле. Это вполне нормально. Ну, понимаете, господа, эти дворянские нравы: джентльмен не может содержать кабак, но кабак может содержать джентльмена.
— Так, — заключил М.Р. Маллоу. — Что же нам следует сделать?
— Чем больше я думаю об этом деле, — профессор, скорее, беседовал сам с собой, — тем более понимаю: это совершенно реально. Вам следует переговорить с графом Мордвиновым. Он, конечно, что-нибудь вам даст, это бесспорно. А в Ригу соваться нечего, там вас просто убьют.
Кряхтя и охая, Д.Э. Саммерс приподнялся в кровати и все-таки пристроил подушку повыше.
— Скажите-ка нам вот что, — произнес он. — В какую сумму вы оцениваете свой отказ от прав на наследство?
— А вот вы это выясните на месте.
— Да, но стоит ли оно того?
— Бесспорно стоит, — заявил Найтли. — Только представьте себе, что я предъявлю в русском суде иск. Независимо даже от того, насколько хорошо завуалировано участие графа Мордвинова в таком предприятии, огласка нанесет ущерб его финансовому положению.
Профессор вынул платок и протер лысину.
— Думаю, тысяч двадцать он нам даст. Это десять тысяч долларов. Половина — ваша.
— Что ж, — заключил М.Р. Маллоу, — пять тысяч долларов на дороге не валяются.
— Нет, не валяются, — согласился профессор. — Кстати, граф Мордвинов — заядлый автомобилист.
— Заядлый, вы сказали, автомобилист? — медленно повторил Саммерс.
— Да, автомобилист. Он неоднократно участвовал во всевозможных соревнованиях, хотя, надо сказать, никаких существенных рекордов и не достиг. Но, однако, он постоянный участник всех сколько-нибудь значительных пробегов и владелец пяти автомобилей. А что?
— Нет, ничего, — медленно ответил Саммерс. — Но может быть интересно.
— А вот я сейчас доктора позову, — пригрозил ему компаньон. — Пусть закатит тебе успокоительного. Чтобы не выдумывал всякое.
— А? — растерялся Найтли.
Джейк развел руками. Полученные травмы сделали его рассудительным.
— Не знаю, профессор.
— Вот я и говорю, — заметил Маллоу.
Он умолк, закрыл глаза и осторожно потрогал распухший нос.
— Граф говорит по-английски? — поинтересовался он.
М.Р. Маллоу думал только об одном: как бы изловчиться и сделать так, чтобы ни профессор с его паршивым предложением, ни компаньон с его фонтанирующими идеями не пришли к взаимосогласию. Наконец, надо быть реалистами!
— Нет, мой друг, в России почти никто не знает английского, — ответил Найтли. — Все приличные люди там говорят по-французски. Вы ведь хорошо знаете этот язык?
Двое джентльменов долго молчали.
— Мы не можем этого сделать, — сказал, наконец, Джейк. — Наша реклама во всех газетах. Если заведение погибнет, если Форд будет иметь на нас зуб, нам и двадцать графов не помогут.
Маллоу выдохнул с облегчением.
— Будьте так добры, мистер Саммерс, — сказала доктор Бэнкс наутро двадцать четвертого декабря, — примите это лекарство при мне.
Пациент взял таблетки. Принял стакан с водой. Доктор не сводила с него пронзительного взгляда.
— Хорошо, — продолжала она. — Покажите теперь руки.
Саммерс пожал плечами и честно продемонстрировал раскрытые ладони.
— Поднимите подушку.
Маллоу изо всех сил делал вид, что занят газетой. Под подушкой ничего не оказалось.
— Вывернуть карманы? — предложил коммерсант.