– Ну, если подойти к вопросу формально, – потирая пострадавшую руку, протянул Олег, – то я ни на кого не работаю – денег-то мне не платят.
Увидев выражение моего лица и почувствовав, что сейчас может пострадать не только его рука, но и что-нибудь, гораздо более ценное, он, наконец, сдался.
– Игорь Семенович Райский, мой дядя, – сказал Олег.
Я ошарашенно присела на краешек постели притихшего Михаила. О старом реставраторе я уже и думать забыла!
– Он тоже охотится за картиной?! – охрипшим голосом спросил художник. – Я всегда считал его человеком, преданным искусству в большей степени, нежели своим интересам. Не могу поверить, что всю свою жизнь я так заблуждался!
– Вы вовсе не заблуждались, – покачал головой Олег. – Вернее, почти не заблуждались. Да, мой дядя, хочет найти эту картину, но не для того, чтобы спрятать ее в своей личной коллекции или выгодно перепродать. У него иная, благородная цель!
– Благородная? – усомнилась я. – И для этого он посылает своего племянника порыться в чужой студии? Если он что-то знает о старинной картине, которую явно пытаются вывезти из страны, почему бы ему не поделиться этой информацией с милицией?
– В этом нет смысла, – вздохнул Олег. – Он предупреждал, что, возможно, мне придется с вами столкнуться, и просил, если не удастся избежать объяснений, проводить вас к нему. Вы не возражаете?
Бояться мне было нечего, и поэтому я охотно отправилась вместе с Олегом в гости к Райскому. Еще раз.
Уже знакомые мне бабушки, сидевшие на лавочке у подъезда пятиэтажки, проводили нас внимательными взглядами. Весь путь от больницы до дома Райского мы проделали почти в полном молчании. Племянник старого реставратора отличался удивительной сдержанностью и в ответ на все мои вопросы просил меня подождать до нашего прихода к Игорю Семеновичу.
Олег в дядину дверь не позвонил, а постучал каким-то особенным образом, и ему открыли без всяких вопросов и длительного ожидания. Старичок встретил своего родственника на удивление ласково, а затем обратился и ко мне:
– Ну, наконец-то! Я уже и не надеялся вас снова увидеть, Татьяна Александровна! Обещали заходить, навещать старика, а сами...
– Игорь Семенович, нам предстоит серьезный разговор, – сурово прервала я оживившегося старичка. – Я не знаю пока что, какую роль лично вы играете во всем происходящем, но мне уже очень интересно!
– Это очень долгая история, Татьяна Александровна, – вздохнул Райский и повел нас в кухню.
Как и в прошлый раз, я заметила, что двери в жилые комнаты плотно закрыты.
На этот раз приготовлением чая и кофе занялся Олег, а Райский, расположившись напротив меня на стуле, принялся рассказывать свою историю.
– Для начала я хочу вас заверить, Татьяна Александровна, что причинять вам какие-либо неприятности или водить вас за нос никогда не входило в мои планы. Дело в том, что вы неожиданно рассказали мне о картине, которую я очень давно пытаюсь найти.
– Очень давно? Откуда вы о ней знаете? Что это за картина?
– Не спешите, Татьяна Александровна! – поднял руки Райский. – Я начну с самого начала, если позволите.
Я кивнула и приготовилась слушать, изредка поглядывая на молчаливого Олега, тенью маячившего за спиной у своего дяди.
– Олег, наверное, уже сказал вам, что для меня эта картина, как Святой Грааль, – усмехнулся Райский. – Он никогда не верил, что мне удастся ее найти, и сейчас не верит. Верно, Олежек?
– Угу, – кивнул тот, не обратив никакого внимания на то, что его назвали детским именем.
– Так что он мне помогает только из чувства долга. Не сердитесь на него – это ведь я все затеял.
– Я и не сержусь. Что же вы такое затеяли и зачем?
– Вы принесли мне удивительную новость, я уже и не думал, что когда-нибудь эта вещь вновь всплывет на поверхность...
Для меня эта история началось еще в то время, когда я заканчивал училище реставраторов в Переславле-Залесском. Место это уже и во времена моей молодости было тихим и захолустным. Никаких событий или ярких происшествий. Я много и с удовольствием читал. Тогда-то я и узнал впервые о существовании этой картины. Она была написана в 1527 году, в Голландии, достаточно известным художником того времени – Грюнбергом, а называется они «Натюрморт с голубым кувшином».
– Я никогда не слышала о таком художнике и об этой картине, – нахмурилась я, начиная подозревать, что меня водят за нос.
– Олежек, принеси нам альбом Грюнберга и мою папку, – обратился к племяннику Райский, видимо, уловив мои сомнения.
Олег вручил мне альбом. Папку же забрал Райский, но открывать ее он пока не спешил. Я с интересом принялась изучать иллюстрации, заодно просмотрев данные об издательстве и о тираже. А Райский продолжил свою историю:
– Этот художник принадлежит к так называемым «малым голландцам», и его работы всегда высоко ценились. А сейчас суммы, за которые можно продать его полотна, просто баснословны! Время и история сделали работы таких мастеров, как он, экспонатами самых престижных мировых музеев.
В Россию эта его картина попала еще в XVII веке, во времена Екатерины. Один из молодых дворян ее двора женился на представительнице угасавшего голландского рода. Для голландцев это было унизительно, но выгодно. Молодая жена привезла на новую родину немало вещей из родительского дома. В том числе, и картину, которая всегда висела в ее комнате. Так этот натюрморт и оказался собственностью рода Анисовых.
На протяжении почти двух веков вполне законным путем переходил от одного владельца к другому. Так, к началу двадцатого века он оказался в коллекции богатого владельца суконнодельческой фабрики города Переславля-Залесского. И у него эту картину похитили! Сама история похищения была очень громкой и подробно освещалась в местных газетах того времени. Чтобы не показаться голословным, я зачитаю вам кое-что...
Игорь Семенович порылся в пухлой бумажной папке и достал оттуда несколько старых машинописных листков.
– Это выдержка из предписания прокурора окружного суда для начальника полиции для принятия мер по розыску похищенного и похитителей. Можете взглянуть!
Я взяла в руки пожелтевшую бумагу и вчиталась в непривычный шрифт:
«Шестнадцатого июля сего года около двух часов утра в г. Переславле-Залесском в доме купца Афанасьева по улице Валовой, пять, совершена кража двух картин: портрет Никиты Афанасьева кисти неизвестного художника и «Натюрморт с голубым кувшином» кисти Грюнберга. Обе картины весьма ценны: первая – на две тысячи рублей, вторая – на двадцать тысяч...»
– Вам, наверное, интересно узнать, что же представлял собой этот голландский натюрморт? – поинтересовался Райский. – Фотографий его, разумеется, нет, а возможно, их и не делали, но существуют словесные описания полотна, которые позволяют нам судить о размере картины. Она была сравнительно небольшой. Всего лишь тридцать пять сантиметров на пятьдесят. Уже в XIX веке картина сильно потемнела от покрывавшего ее лака и пошла сетью мелких трещин, что внушало владельцу определенные опасения за ее сохранность в дальнейшем.