Поняв, что не смогу выпустить пар, разбив чайную чашку о голову уважаемой Юлии Степановны, я стиснула зубы и какое-то время сидела молча, внушая себе, что профессионал не должен поддаваться эмоциям. Хорошо бы было сейчас покурить, но, по всей видимости, сама Рогозина не имела этой дурной привычки, и я не стала поднимать этот вопрос.
Немного успокоившись, я перевела разговор в другую плоскость.
— Насколько мне известно, Самуил Яковлевич, кроме своей основной деятельности, занимался еще и тем, что ссужал деньги под проценты. Вы что-нибудь знаете об этом?
Поскольку ссуды производились неофициально, что придавало подобной активности Самуила Яковлевича тоже довольно подозрительный характер, было не слишком много шансов, что Рогозина захочет об этом говорить. Задавая свой вопрос, я заранее настраивала себя на то, чтобы снова не запсиховать, если она, так же как и с вопросом о ворованных антикварных редкостях, уйдет от ответа.
Но, по всей видимости, Юлия Степановна захотела смягчить неприятное впечатление от своего предыдущего нежелания сотрудничать и неожиданно поведала мне все, что было ей известно об этой стороне жизни покойного антиквара. Впрочем, как оказалось, знала она не так уж много.
— Да, Самуил Яковлевич довольно часто ссужал своих знакомых деньгами, и, насколько я знаю, иногда это были довольно крупные суммы. Но в эти вопросы он никого не посвящал и вел все записи исключительно лично.
— Кто-нибудь из должников появлялся в магазине?
— Да, они часто приходили сюда, но документы Самуил Яковлевич не оставлял здесь, всегда уносил их домой.
— Случалось так, что долг не возвращали?
— Видите ли, я ведь уже сказала вам, что не была так подробно посвящена в эту сферу деятельности Самуила Яковлевича. Думаю, вполне могло случиться и такое, но деньги всегда давались под залог, поэтому Самуил Яковлевич не оставался внакладе.
— Невыкупленные залоги могли быть выставлены на продажу?
Этот вопрос заставил Рогозину задуматься.
— Ну, в общем… наверное, — через некоторое время сказала она. — Наверное, если в залог была взята какая-то антикварная вещь, но… Не думаю, что Самуил Яковлевич… Видите ли, в антикварном бизнесе деньги оборачиваются достаточно медленно, и, кроме того, Самуил Яковлевич очень четко разделял деятельность магазина и свои… личные операции. Поэтому не думаю, что он был заинтересован в том, чтобы обеспечение выдаваемых им ссуд осуществлялось посредством предметов антиквариата. Если должник не возвращает долг, заимодавец старается быстрее обратить его залог в деньги, чтобы возместить свои убытки, а с антикварными вещами так не получится. Скорее всего, ссуды обеспечивались золотом, украшениями… чем-то в этом роде.
— Но если бы в магазине появилась вещь, которая ранее была предоставлена в обеспечение ссуды, вы бы знали об этом?
— Не обязательно. Я работаю с документами, мне важно, чтобы на каждую вещь, выставленную в магазине, имелась либо квитанция, либо какие-то иные сопроводительные документы. Но как именно эта вещь поступила в собственность Самуила Яковлевича, была ли она куплена или предоставлена в качестве залога, — это, в общем-то, меня не касается. Если бы речь шла действительно о какой-то невыкупленной вещи, то Самуил Яковлевич легко мог оформить на нее такую же квитанцию, как и при покупке, указав в качестве цены предмета сумму невозвращенного кредита. А посвящать меня во все тонкости он, как вы и сами, наверное, понимаете, не был обязан.
— Да, действительно… А вы не в курсе — кого-нибудь из своих домашних он посвящал в эти тонкости?
— Насколько мне известно, нет. Подобные операции требуют конфиденциальности, и чем меньше людей будет о них знать, тем лучше.
— А насколько вообще родственники были в курсе всего этого — деятельности магазина, например, или вот еще мне говорили, он занимался картинами?
— Родственники не очень-то были в курсе. Вообще Самуил Яковлевич семью держал в строгости, не любил, чтобы вмешивались в его дела, и деньги выдавал с большой осмотрительностью.
— То есть он был скуповат?
— Ну, можно и так сказать. Впрочем, не подумайте, что он в чем-то отказывал детям или жене, нет, напротив, он всегда выполнял их просьбы и иногда даже капризы, но всякий раз, прежде чем получить желаемое, им приходилось выслушивать целую лекцию о том, насколько это лишняя и ненужная вещь и что деньги идут в помойную яму. Я это знаю даже по себе. Например, интерьер у нас в магазине не менялся, кажется, с его открытия, все это уже давно устарело, все эти деревянные полки и шкафы… Но каждый раз, как только я заводила разговор об обновлении, на мою голову выливался целый поток слов о том, что все это еще послужит, что не свои деньги легко тратить, и так далее. В конце концов я просто перестала говорить об этом. Думаю, что и домочадцы Самуила Яковлевича, зная эту его особенность, не так уж часто докучали ему просьбами.
Что ж, понятно. Скупой, въедливый старикашка со сварливым характером. Неудивительно, что ему все было мало. Казалось бы, чего лучше — антикварный магазин, ан нет, он еще и ростовщичеством занимался. Сразу всего хотел.
В свете новых данных становилась понятной и реакция жены на мой простой вопрос о том, как Шульцман относился к семье. Думаю, он настолько часто повторял им, что не щадит живота своего, зарабатывая для них деньги, и что они по гроб жизни должны быть ему благодарны за это, что и сами домочадцы, наконец, свыклись с этой мыслью, особенно жена, которая всегда полностью от него зависела.
— Юлия Степановна, там… покупатель.
В дверях кабинета показалась одна из молоденьких продавщиц.
— Да, сейчас, — ответила ей Рогозина, поднимаясь с кресла. — Извините, я должна идти, надеюсь, что смогла хоть немного помочь вам.
Эта фраза была обращена уже ко мне. Прекрасно помня небольшой инцидент, произошедший в самом начале разговора, и понимая, что она помогла мне совсем не так, как могла бы, я все-таки решила проявить вежливость.
— Да, спасибо, что вы согласились уделить мне время.
Взглянув на часы, я обнаружила, что вместо обещанного получаса Юлия Степановна уделила мне целых полтора часа.
Мы вышли из кабинета и направились каждая по своим делам. Рогозина занялась покупателями, а я села в машину.
По дороге я все думала о взаимоотношениях Шульцмана и его семьи, и вдруг очень ясно представила себе, что должен чувствовать человек, которого изо дня в день донимают разглагольствованиями о трудностях зарабатывания денег и о чувстве благодарности, которое он должен испытывать к кормильцу. Как хотите, а терпеть это будет далеко не каждый. Даже если разглагольствования исходят от отца. Или от мужа.
Да, в особенности от мужа. Ведь у детей все равно есть какие-никакие перспективы, они могут, например, уехать учиться, выйти замуж, да просто переехать в другую квартиру, наконец. А жена ничего такого сделать не может, она всегда обязана быть рядом с мужем: и потому, что он ее обеспечивает, и потому, что на руках у нее еще трое несовершеннолетних детей.