Я полюбил одиночество. Оценил прелести покоя и безопасности. На меня не бросались отлично подготовленные убийцы с атомарными мечами, а исполинские военные корабли не пытались превратить Землю в несуществующую планету. Никуда не надо было бежать и не с кем было бороться. Разве что с голографическим фантомом в тренажерном зале или не желающим мыться Трофеем — забавным гибридом кота и собаки.
Мир Сомата красив. Я не геолог и не представляю, какой каприз природы раскрасил местные горы щедрой палитрой художника-сюрреалиста. Не знаю, почему сухая вода непрозрачна и имеет матово-серебристый оттенок. Но летать над Соматом на флаере — увлекательное занятие.
Наш дом стоял на Белом побережье. Это одно из самых ровных мест на планете. Равнина не слишком широка, не больше сотни километров между горами и берегом. Зато она тянется вокруг всего Малого Овального моря. Побережье выстлано мелким белым песком, а редкие скалы состоят из белесого мрамора. На песке, если поливать его нормальной водой, отлично растут деревья. Рядом с нашим домом разбит… был разбит маленький сад.
Зеленые деревья на белой земле — зрелище великолепное. Стимулятор заставил их вымахать метров на десять за какие-то месяцы. К концу первого года земная сакура и тарийский шелковник зацвели, и после этого роща приобрела фантастический вид. На снежно-белой земле стояли усыпанные нежно-розовыми и багровыми цветами деревья — вполне взрослых размеров, но с удивительно нежными листьями и мягкой, как у саженцев, корой.
Сейчас песок в роще черный и спекшийся уродливыми колючими комьями. Ну а деревья напоминают высеченные из антрацита скульптуры. Где-то в глубине стволов еще сохранились живые клетки, но им уже не выбраться из угольного плена. Роща мертва, а возле вспоротых куполов застыли боевые роботы…
Застыли навсегда — те, кто оставил их в засаде, не учли мощности моего личного щит-генератора. Как ни странно, он сдерживал их залпы почти минуту — пока я, захлебываясь горячим воздухом и собственным криком, ловил в прицел деструктора камуфлированные белым машины.
Конечно, это было случайностью — корабль агрессоров приближался с востока, и роща лежала между ним и защитной станцией. Когда орудия дали по кораблю свой первый и последний залп, их выжгли широкополосным лазером. Но станция была еще жива, а компьютер по прозвищу Махно не имел в своей программе понятия «капитуляция». Я сам вводил в него личностные черты, сделавшие из электронной машину нервного, импульсивного, полагающегося в первую очередь на интуицию «военачальника». Честно говоря, никогда не предполагал, что Махно придется вступать в бой. В первую очередь мне нужен был собеседник с вредным характером. Кто-то еще невыносимее, чем я — но с кнопкой отключения на пульте.
Лишившись всех своих деструкторов и лазеров, Махно пустил в ход силы второго эшелона: дом прикрыло нейтрализующее поле, а из многочисленных секрет-капсул взлетела навстречу кораблю электронная мошкара.
Сеятели не стали терять время на возню с настройкой деструкторов против многочисленного и разнотипного противника. Они применили «протонный дождик», испепеливший все за пределами защиты. Затем сквозь невидимую пелену нейтрализующего поля прошли… нет, не вооруженные плоскостными мечами солдаты. Мои потомки не собирались драться врукопашную. Они создали биороботов, функционирующих в нейтрализующем поле. Я нашел двоих в полуразрушенном доме — их даже не потрудились убрать. Карикатурно похожие на людей, но покрытые прочной как сталь чешуей, с длинными плетями хватательных щупальцев пониже обычных рук — они вызывали скорее отвращение, чем страх. Оба биоробота были рассечены на несколько мелких частей — а Терри в бою предельно рациональна. Похоже, чешуйчатые монстры дрались даже рассеченные надвое.
Два абсолютно идентичных мозга, размещенных в грудной клетке роботов, были размером с детский кулачок и начисто лишены чего-либо похожего на кору.
Я никогда не надеялся, что меня оставят в покое. Я был случайностью, ошибкой, попавшей в безупречные планы землян двадцать второго века. И пускай мое нерасчетное поведение не нанесло вреда, наоборот — спасло Землю, едва не ставшую жертвой собственной игры. Это ничего не меняло. Вначале я оказался не на своем месте, а потом еще и в чужом времени. Двенадцать достойных Геракла подвигов не искупили бы ошибки, которую я мог совершить в любой момент. Я это понял — пусть и не сразу. Именно поэтому нашим с Терри домом стал безжизненный Сомат. Мы не собирались оставаться здесь навсегда — но твердо решили отсидеться на краю галактики три-четыре года.
Земля могла успешно осуществлять проект «Сеятели» и разыгрывать перед ошеломленными зрителями свою божественную роль. Война с неведомыми мне, но, очевидно, нехорошими фангами шла своим чередом — переходя от стадии «холодной», когда о ней напрочь забывали, к стадии «теплой», когда выпуски новостей заполняла до тошноты знакомая патриотическая чепуха.
Мы с Терри не вмешивались. И Эрнадо, Ланс, Редрак — наш экипаж — отправившиеся на цивилизованные планеты, получили те же инструкции. У Редрака осторожность была в крови еще с пиратских времен, ну а Лансу с Эрнадо достаточно было приказа принцессы.
Возможно, не стоило разделяться. На нас с Терри могли выйти различными путями, но самым вероятным оставался вариант с захватом и допросом кого-либо из экипажа…
Теперь это было уже без разницы. Каким бы путем нас ни обнаружили, но Терри оказалась в плену, а я перешел на партизанское существование. На Сомате, где влажность воздуха составляет ноль процентов, а растительности нет и не было, скрываться от врагов почти невозможно. В разрушенном куполе я не обнаружил никакой пищи — меня сознательно вынуждали сдаться. Порыться как следует вокруг не было ни сил, ни времени — в любое мгновение к месту схватки могли подоспеть новые отряды.
Я скрылся в горах с тем же запасом снаряжения, с которым уходил из дома на двухдневную экскурсию. Возможно, меня и не преследовали, но рисковать я не мог.
Так же как и понять, почему Сеятели решились на столь откровенно враждебный жест.
Я мог упрекать своих потомков в чем угодно. Они были жестоки и неразборчивы в средствах. Сеятели ни в грош не ставили созданную ими систему цивилизаций. Патологический страх перед цивилизацией фангов и вера в «историческую неизбежность» победы вытеснила в них все нормальные человеческие чувства.
Но подлыми Сеятели не были. Они играли честно — пусть даже по своим правилам. И чувство благодарности не было для них пустым звуком.
Почему же они решились на подлость?
Я победил в ментальном поединке их представителя — Маэстро. Но поединок шел по правилам Сеятелей — просто я оказался более уверенным в своей правоте. Я нарушил законы Сеятелей — но лишь для того, чтобы спасти нашу общую родину, Землю. Я удрал из своего времени, конца двадцатого века, в середину двадцать второго. Но опять-таки не пытаясь помешать своим потомкам. Все, что я хотел — это жить, не подчиняясь законам «основного потока истории».