— Вашими бы устами… — печально улыбнулся Веретенников. — Вы пока спускайтесь к машине, а я присоединюсь чуть позже. Мне нужно отдать еще несколько распоряжений…
И он выскользнул из комнаты.
Я послушно направилась к выходу.
Но, уже сворачивая к лестнице, вдруг заметила сквозь щель в неплотно прикрытой двери светлый локон.
Эта чудесная, чуть завитая прядь явно принадлежала Вале Багрицкой.
Завиток ее белокурых волос быстро раскачивался из стороны в сторону.
Заинтригованная, я подошла поближе и незаметно заглянула в щель.
И едва не вскрикнула от изумления.
Во всяком случае, мои брови сами собой поднялись вверх.
А потом сложились в центре лба на манер вершины треугольника.
А увидела я вот что:
Господин Веретенников, сложив руки на груди, стоял, прислонившись к стене.
Он безучастно взирал на то, как директор «Рамиуса», господин Бережков, пыхтя от натуги, хлещет по щекам мадемуазель Багрицкую.
Едва касаясь кончиками пальцев.
Но все же достаточно болезненно и чувствительно.
Бить сильнее, очевидно, ему мешало собственное брюхо.
Валя молча сносила побои, закусив побелевшую от боли нижнюю губу.
Словно какой-нибудь отважный пионер на допросе у врага.
Когда экзекуция была завершена, господин Бережков, с трудом отдышавшись, смачно сплюнул напоследок прямо себе под ноги.
Очень расстроенный, он отошел куда-то за угол и оказался вне пределов видимости.
А Валя Багрицкая, прижав руки к груди, стала что-то быстро-быстро говорить Роману Геннадьевичу, указывая пальцем в окно.
Вслед за ее рукой медленно переместился взгляд Романа Геннадьевича.
Как раз в направлении того самого кафе «Итальянское мороженое», где мы условились с ней встретиться после окончания работы.
На лице господина Веретенникова явно читалась озабоченность.
Он раздосадованно покачал головой и, посмотрев на часы, отмахнулся от Вали.
Затем, что-то второпях сказав ей, быстро направился к выходу.
Не хватало еще, чтобы меня застукали за столь неблаговидным делом, как подсматривание.
Неблаговидным, но подчас, увы, столь необходимым в моей работе.
Правда, об этом не обязательно знать посторонним.
Я тотчас отпрянула от двери.
И за одну секунду успела отскочить в сторону, почти к самой лестнице.
Теперь немного театра.
Скользнув рукой по перилам и слегка занеся вверх правую ногу, дабы создать впечатление, будто я только что вышла из комнаты и уже спускаюсь по лестнице, я обернулась к Веретенникову.
— Едем, да?
Кажется, это прозвучало не очень убедительно.
Актриса из меня, честно говоря, не очень.
Но если Роман Геннадьевич что и заподозрил, то виду не подал.
— Да-да, я думал, что вы уже давно в машине. Извините, что заставил вас ждать… Знаете, большая фирма — большие хлопоты… За всем глаз да глаз нужен… К тому же теперь мы без хозяйки осиротели… А я ведь помню, как все начиналось…
Взяв меня под руку, Веретенников спускался ко входной двери рядом со мной.
При этом он не прекращал болтовни.
— Сначала кооперативы при госпредприятиях, — помните это знаменитое постановление… Потом пошли командировки, западные партнеры…
Он открыл передо мной дверцу «Фольксвагена» и влез следом.
— Сначала в контору, — повысив голос, приказал он шоферу и снова повернулся ко мне. — Заглянем на минутку в офис в другом районе. Это почти рядом с домом Раисы Михайловны.
— Вы хорошо знали ее?
— Еще бы! — вырвалось у Веретенникова, но он тут же опомнился и стал говорить чуть медленнее. — Столько лет проработали бок о бок… Впрочем, надо сказать, что Раиса Михайловна была человеком довольно закрытым для общения. Знаете, такой тип деловой женщины…
Наш дребезжащий «Фольксваген» мчался по узким улицам городка.
Колеса мягко шуршали по плотному ковру пыли, которая покрывала поверхность растрескавшегося местами асфальта.
Картина, открывавшаяся за окнами, была на редкость унылой.
Две-три дорогих аптеки…
Несколько опрятных магазинов, торгующих импортными товарами…
Красивое панно ресторана…
Вот, собственно, и все, что свидетельствовало о переменах в жизни районного центра.
Все остальное почти ничем не отличалось от картины двадцатилетней давности.
Я ведь была как-то проездом в этом городке, еще маленькой девочкой.
И, как ни странно, уже тогда удивлялась на редкость скучной и безрадостной картине, которая открывалась моим детским глазам.
Впрочем, в этом нет ничего удивительного.
Поездки в глубь России всегда были путешествием не только в пространстве, но и во времени.
— Вы, я так понимаю, уже переговорили с Валей? — будто невзначай спросил Веретенников, глядя в окно.
— Очень милая девушка, — уклонилась я от прямого ответа.
— Не спорю, не спорю. Вот только с головой у нее немного не в порядке. Разного рода загадочные фантазии… Болезненное воображение… Таинственные фобии… Депрессивный психоз…
— И как вы держите такую секретаршу? — удивилась я. — Что, у вас настолько высокий уровень социальной защиты? Позвольте усомниться.
— Новый сотрудник на ее место — это только вопрос времени, — не смутившись, пояснил Веретенников. — Валя пока более-менее справляется со своими обязанностями, но ее дни сочтены.
Заметив мой изумленный взгляд, Веретенников счел должным поправиться:
— В качестве моей секретарши, разумеется.
— А у Раисы Устиновой тоже были помощники?
— Конечно, — с готовностью подтвердил Веретенников. — Ее правая рука в делах фирмы — Федор Конев, личный секретарь покойной. Но поскольку он представлял лишь интересы владелицы фирмы, то работал только на нее и, следовательно, не числился в штатном расписании «Рамиуса».
— А с ним я могу увидеться?
— Думаю, да, — нехотя ответил Веретенников. — Если он в городе.
«Фольксваген» вплыл передними колесами в пыльные кучи как раз напротив длинного серого здания неопрятной наружности.
«РАМИУС-АВТО», — гласила выцветшая табличка, выполненная черной краской на металле.
«Почти кладбищенский дизайн», — мелькнула у меня шальная мысль.