Мы поблагодарили тетушку и стали спускаться. Конечно же, на архиве висел замок. Остановив несколько прохожих, мы, наконец, выяснили, где живет заведующая, она же работница. Наталья Ивановна поселилась недалеко от работы. То, что она не сидела на рабочем месте, было понятно. Думаю, что не так часто кто-нибудь интересуется старыми бумажками.
Узнав, что мы из тарасовской газеты, женщина стремглав выбежала из дома, сжимая в руке ключ.
– Какие желанные гости! – приговаривала она. – Давно к нам никто не приезжал, последний раз в девяносто седьмом были, с телевидения.
Избушка была внутри вся заставлена стеллажами с документами. Место оставалось лишь для стола заведующей.
– Что же вас конкретно интересует? – деловито спросила Наталья Ивановна.
– Мы хотели бы получить сведения об одном жителе Гурьева.
– Так, – сказала заведующая, – нет ничего проще – поселок так и раньше назывался. Как его фамилия и имя?
– Крынин Макар.
– Постойте, а это, случайно, не предок тамошнего директора, ну, который погиб?
– Он самый. Хотим написать о нем статью – какая семья, истоки, корни. Откуда такой хороший человек произошел.
– Правильно, напишите! – обрадовалась заведующая. – Хоть кому-то его судьба небезразлична. Итак, Макар Крынин, а век девятнадцатый? А годы жизни, хотя бы примерно?
Я хлопнула себя по лбу – спросить Асю Петровну об этом я не догадалась.
– Найдем, – ободрила меня женщина, – не такая большая деревня.
Она скрылась между стеллажей. Вскоре работница архива вышла, неся в руках несколько увесистых папок.
– Сейчас поглядим, – она развязала потемневшие от времени тесемки. Бумага папки была непривычной на вид, желтая, вощеная, как пергамент. – Здесь все жители Гурьева 1888–1892 годов рождения.
Она стала перебирать пыльные бумажки. Вскоре в ее пальцах оказался нужный нам документ.
– Вот, – сказала она, – посмотрите. Крынин Андрей Макарович. Наверное, сын. Надо посмотреть более раннюю папку. – Она развязала тесемки у папки с надписью «1868–1872 гг.».
– Подумайте сами, когда родился Андрей, Макару могло быть никак не меньше двадцати лет. Хотя в старину рано женились.
Но на этот раз поиски увенчались успехом. Посмотрев на тоненькую стопочку бумаг, посвященных Макару Крынину, заведующая присвистнула:
– Это бы нежелательно писать!
– Почему? – поинтересовалась я, заглядывая в документ.
– Видите, судим он был, для хорошей статьи такие данные не подойдут!
Мое сердце забилось сильней. Я поняла, что мы нашли того, кого искали.
– А за что судим? – спросила я безразличным голосом.
– За убийство, – женщина понизила голос, – совсем негоже!
– Сын за отца не в ответе, – поучительно сказала я. – Кого убил-то он, не написано?
– Нет данных, – разочаровала меня архивщица, – указана лишь судимость и срок отбывания – один год. Приговорен в 1891 году, освободился в 1892-м.
– Странно, – «удивилась» я, – почему так мало дали?
– Всякое бывает. Может, за дело убил.
Я сама внимательно просмотрела документы. Меня удивила точность и кропотливость, с которой они собирались и хранились столько лет.
– А кто основал этот архив?
– Местный барин-меценат, Алексей Горчицкий. После отмены крепостного права он по своей инициативе все организовал, собрал сведения о бывших крепостных.
– А неужели государственная власть была в этом не заинтересована?
– Госархив тогда в Тарасове был – подушный список крестьян. Потом его в список землепользователей превратили. Неразбериха была, жуть! Когда Горчицкий все это дело задумал, то всем хорошо стало, и крестьянам, и властям. Потом его сын этим занимался, а уж затем советская власть под жесткий контроль это дело взяла.
– А вы не могли бы посмотреть еще одного человека, родившегося примерно в то же время? Это женщина, ее зовут Софья, фамилии не знаю, – попросила я.
Мы рылись еще полчаса, нашли несколько женщин с таким именем, проживавших в Гурьеве в семидесятые-восьмидесятые года девятнадцатого века. Причем у трех из них причина смерти значилась как «убийство». Это рок какой-то! Какую из них искать?
– Чувствую я, что вы вовсе не про Крынина хотите писать, – сказала заведующая, – наверное, какую-нибудь старинную историю расследуете?
– Да, – честно призналась я, – причем попахивающую мистикой. Очень интересный материал.
– Ведьмы, проклятия и все такое? – прозорливо спросила Наталья Ивановна. – Тогда вам надо в церковь идти, списки смотреть. Ведьм не отпевали, поэтому сразу найдете.
И как я сама не догадалась? Годы теперь мне примерно известны, дело за малым.
– У вас старый храм?
– Очень старый, такие и в Тарасове не часто встретишь. Раньше один был на весь район. Это сейчас настроили! Как он при Сталине устоял – неизвестно!
Мы поблагодарили заведующую за хлопоты и отправились в церковь.
– Я не пойму, – вдруг сказал ранее молчавший Валерка, – что ты хочешь найти? Неужто ты поверила в эти россказни об оборотнях?
– Все узнаешь, – загадочно произнесла я. – Мне кажется, что в моих действиях присутствует некий смысл.
– Наверняка, только, видимо, очень глубокий, простому смертному недоступен.
– Ладно, смертный, скажи, ты крещеный?
– А какая разница, в храм всех пускают!
– Нам надо вызвать доверие у батюшки, чтобы он раскрыл перед нами списки.
– Твоя непокрытая голова с распущенными волосами и джинсы точно не вызовут доверия, – резонно заметил Валерка.
Я оглянулась по сторонам. Подозвав к себе мальчишку, сидевшего у края лужи, я спросила его:
– Слушай, мальчик, хочешь десять рублей?
– Хочу! – радостно сказало небесное создание.
– Тогда принеси мне платок на голову, как бабушки носят.
Мальчик вмиг исчез. Через минуту он уже тащил мне большой цветастый платок. Получив заветную десятку, он вприпрыжку кинулся в магазин. Надеюсь, ребенок там купит жвачку, а не сигареты!
– Ну вот, – сказала я, оглядывая себя в зеркальце, – настоящая прихожанка. Не то что ты, охламон!
– Даю справку, – сказал Валерка гнусавым голосом, – женщина в христианстве вообще считается греховным существом, которому закрыты духовные радости. Поэтому она скрывает свою порочность под смиренной одежей.
– Пойдем, непорочный ты наш, – толкнула я «лектора», – нас ждут великие дела.
Место для храма было выбрано красивое: главный вход с чистой, асфальтированной улицы, чуть позади – небольшое озерцо, обсаженное березками. Я смело толкнула тяжелую дверь.