Однажды после того, как привычная компания моих подруг - уже студенток - посетила учителя в день его рождения, Виктор Николаевич заметил мне, что кое-кто злоупотребляет косметикой - перекрашивает волосы, подводит глаза, красит губы. «Это уж не девушка, а какой-то яркий цветок, который буквально кричит: "Опылите меня!"» - иронически прибавил учитель. Он был твердо убежден, что молодость - это наше лучшее украшение, менять данное природой - только портить, разрушать гармонию.
Наступила тяжкая пора в моей жизни - отлично окончив университет, я четыре месяца не имела работы, а следовательно, и денег. Буквально жила от одного обещания до другого. Вот тут я как-то предложила Виктору Николаевичу свои услуги как секретаря-переписчика. Но он посоветовал мне настойчиво искать работу, не тратить время на переписку. Сказал, что к нему собираются прислать аспирантку Герценовского института, что она и кафедра (я не спросила, а он не назвал эту кафедру), кажется, заинтересовались его работой, дело пойдет веселее.
Я еще чаще бывала у учителя, иногда вместе с сестрой.
Из воспоминаний моей сестры Кати (Екатерины Константиновны Шмидт): «Стояла зима 1959 года. Мне было всего 6 лет. Моя сестра Рива взяла меня первый раз в гости к своему учителю и наставнику Виктору Николаевичу. Мы шли по заснеженной улице Садовой пешком, так как жили не слишком далеко друг от друга. Дверь нам открыл пожилой человек в очках с толстыми стеклами. Это и был Виктор Николаевич. Он предложил нам раздеться и пройти в комнату. Нас уже ожидало угощение. На столе в вазочке лежало печенье и конфеты, а тут же стояли удивительные приборы, которых я ранее не видела: тонкие стеклянные стаканы в серебряных подстаканниках. Виктор Николаевич сам разлил в стаканы необыкновенно красивый, красно-коричневого цвета, чай. Я не умела пользоваться такими приборами и попыталась вынуть стакан из подстаканника, но строгий голос Виктора Николаевича: "Девочка!!!" - остановил меня. Я с трудом справилась со своей нелегкой задачей, пила чай как положено - придерживая рукой красивый подстаканник. Я тихонько сидела, слушая беседу Виктора Николаевича и моей сестры.
Летом этого же года мы с сестрой и Виктором Николаевичем поехали в кинотеатр "Ленинград" на просмотр фильма "Широка страна моя родная...". Это был первый в стране цветной широкоформатный фильм со стереоскопическим эффектом.
Виктор Николаевич очень плохо видел, поэтому мы сидели в центре зала в первом ряду. С огромного экрана на нас буквально летел катер, и брызги от него, казалось, вот-вот коснутся моего лица. Я громко закричала, закрыв лицо руками. Виктор Николаевич очень строго посмотрел на меня, и я поняла, что в общественном месте нужно вести себя тихо, чтобы не мешать другим.
Фильм был прекрасный, очень красочный, и нам всем понравился. По дороге домой мы втроем весело обсуждали его. Дойдя до пл. Мира (ныне Сенной), мы расстались с Виктором Николаевичем. Я была маленькой и очень устала от такой длительной прогулки. Рива посадила Виктора Николаевича в трамвай № 14, мы помахали ему рукой и поспешили домой, где нас уже ждали мама и бабушка с сестрой Мариной.
Прошло много лет с тех пор, и теперь, анализируя эти события, я поняла, что у Виктора Николаевича требования к маленьким детям были такие же, как к подросткам и взрослым - очень строгие. Виктор Николаевич в ребенке видел человека и обращался с ним соответственно».
Часто гуляя на Островах, Виктор Николаевич восхищался прекрасным пейзажным парком, рассказывал мне, что в начале ХХ века садово-парковое искусство в России стояло так высоко, что европейские садоводы приезжали к нам учиться. Снова говорили о путешествиях. К этому времени большинство моих подруг уже посетило Крым, Кавказ, а я нигде не была. Виктор Николаевич утешал меня и предложил в следующем году, когда я уже буду работать, поехать вместе с ним в Крым. «Кавказ - это дикость, а Крым - это древняя Таврида, города Босфорского царства, это Эллада. Я исходил Крым, особенно его южный берег, Судак, Коктебель пешком. По Крыму только так и можно путешествовать. Кстати, здесь и наша славная история. Аромат времени пронизывает эту землю. Бахчисарай - и "Бахчисарайский фонтан". Здесь бывал Лермонтов. А пейзажи! Представляешь, Рива, дорога - серпантин - крутая и бесконечная. Где-то внизу огромное синее море. Рядом - обрывы и прекрасные горы. Они всякий раз иные - розоватые, розовые, дымчатые, голубоватые, серо-коричневые, грозные, мрачные - в зависимости от времени суток и освещенности солнцем. Много раз во время путешествия Элла Андреевна вдруг просила остановиться и начинала шумно восхищаться открывающимися красотами. Я немедленно останавливался и тоже восторгался. Но в глубине души я знал, что остановка вызвана не только в самом деле прекрасными картинами природы, но прежде всего тем, что у Эллы Андреевны слабое сердце, она попросту задыхается, и ей требуется немедленный отдых. Сама Элла Андреевна ни за что не призналась бы в своей слабости. Она была горда, не выносила жалости и снисхождения к себе, всегда подтянута и элегантна. Крым бесконечно прекрасен. В Ялте жил А. П. Чехов. В Гаспре и в Мисхоре бывали подолгу Толстой, Горький. Знаменитые русские художники, писатели, поэты, врачи, ученые бывали в Крыму. А Макс Волошин многие годы, прожитые им в Коктебеле, писал окрестности Коктебеля». На мой вопрос о Волошине (я это имя услышала впервые) Виктор Николаевич ответил, что это очень интересный художник, поэт и личность самобытная - он не признавал «красных» и «белых». Он ухитрялся жить абсолютно по своему, часто в большой бедности, в полном забвении, но власти его не трогали.
Итак, летом 1959 года мы с Виктором Николаевичем строили планы будущей поездки в Крым. Мне шел двадцать третий год, я не имела ни работы, ни единой копейки денег; Виктору Николаевичу шел семьдесят седьмой, он работал, не покладая рук, абсолютно бесплатно, жил на скромную учительскую пенсию. Никогда не жаловался ни на что. Только однажды сказал мне, что практически утратил интерес к пище: «Просто по необходимости ввожу в себя потребное количество углеводов, белков, жиров. Хорошо, что ты, Рива, заходишь ко мне - одна или с подругами. Тогда я готовлюсь к приему и вместе с гостями ем и пью с удовольствием». Виктор Николаевич ни разу не поделился со мной мыслями о грозном будущем, которое ожидает его - одинокого. О сыне и его семье никогда не упоминал.
Как-то говорили об иностранных и русском языках. Виктор Николаевич восхищался бесконечным богатством русского языка: «Понимаешь, Рива, в нашем языке гигантский словарный состав, каждое слово имеет бесчисленное количество синонимов, антонимов; все глаголы спрягаются по лицам, числам и временам, есть разные способы выразить будущее и прошедшее время; все существительные, прилагательные, причастия, числительные склоняются по падежам и числам; существует множество идиоматических выражений («без царя в голове»; «каким из люльки, таким и в могилку»; «с лысиной родился - с белинкой помрешь» и т. п.); состав слова сложен - приставка (иногда две), корень, суффикс (иногда два), окончание - усиливают звучность, красоту, силу языка. У нас множество заимствований из чужих языков, но русский их вполне подчинил, обкатал и обогатился ими. Пушкин практически создал наш язык. Мы и сегодня говорим на этом языке. Конечно, не один Пушкин. Один, без сподвижников, без единомышленников вообще никто никогда ничего сделать не может. Один может сделать открытие. Но нужны последователи и единомышленники, чтобы открытие прижилось, укоренилось, прочно вошло в жизнь.