При моем появлении Тишинский настолько разволновался, что даже слез со стола. С ходу отпустив мне несколько незамысловатых комплиментов, он поинтересовался, что привело такую божественную женщину в его убогую келью.
– В эту убогую келью меня привело любопытство, – сказала я. – Мой приятель уверял, что договорился с вами о моем визите. Меня зовут Ольга Юрьевна Бойкова.
Глаза старого ловеласа загорелись от восторга.
– Так вы та самая Ольга! – вскричал он. – Да, Александр мне звонил. Но он, негодяй, не предупредил, что вы – красавица! Мы бы совсем по-другому приготовились к встрече. Такая женщина достойна шампанского! – Он тут же обернулся к лаборантке и озабоченно спросил: – Лина, мы сумеем наскрести на бутылочку шампанского?
Юная Лина скептически оглядела меня с ног до головы, обиженно надула нижнюю губку и неохотно буркнула:
– Нам зарплату когда давали, Георгий Савельевич? Я лично уже забыла…
– Так, значит, скоро дадут! – с надеждой произнес Тишинский.
– А что толку? – безжалостно возразила Лина. – Долги раздашь – как раз на бутылку шампанского останется…
– Значит, не наскребем, – упавшим голосом констатировал Тишинский. – Тогда, знаешь, будь добра, сваргань кофейку! Надо же чем-нибудь угостить гостью!
– Кофе тоже кончился, – отрезала Лина, с остервенением расстреливая на экране каких-то рогатых чудовищ.
Я сочла своим долгом вмешаться в этот безнадежный диалог.
– Кофе меня не интересует, – отчеканила я. – Шампанское – тем более. Если возможно, я предпочла бы поговорить о деле.
Тишинский смущенно почесал в затылке и предложил пройти в его кабинет, при этом совершенно по-свойски поименовав меня Оленькой.
– Предпочитаю, чтобы меня называли Ольгой Юрьевной, – холодно заявила я. – Полагаю, что мое имя не слишком сложно для произношения?
На лице Тишинского впервые промелькнуло разочарование, но старый ловелас быстро с ним справился.
– Желание дамы – закон! – послушно произнес он. – Прошу в эту дверь, Ольга Юрьевна! Линочка, если будут спрашивать – меня пока нет!
– Кто это будет вас спрашивать? – презрительно и как-то обиженно процедила Лина, которой, наверное, показалось скучным в одиночку сражаться с чудовищами. – Если только Малыкин, которому вы должны двадцатку…
Тишинский вздрогнул.
– А для него меня вообще нет! – поспешно сказал он и увлек меня в кабинет, как бы невзначай – все-таки улучил момент! – обнимая за плечи.
Стремление к контакту присутствовало в нем на подсознательном уровне – в этом отношении он был похож на растение, которое постоянно тянется к солнцу. Тишинский прикоснулся ко мне еще дважды – когда усаживал в кресло и потом, когда сам сел напротив меня так близко, что мы невольно стукнулись коленками.
Кабинетик был настолько мал, что у меня даже не было возможности отодвинуться. Пришлось смириться с некоторым неудобством, хотя я и не удержалась от ехидного замечания, что Тишинскому чертовски повезло родиться именно в нашей стране.
– Что вы имеете в виду? – с живейшим любопытством спросил он.
– В Соединенных Штатах, например, вас уже давно приговорили бы к пожизненному за сексуальные домогательства, – пояснила я.
Георгий Савельевич от души расхохотался.
– Взгляните на данную проблему с другой стороны! – нимало не смутившись, предложил он. – Мне повезло, что я родился в этой стране, но лишь потому, что именно здесь живут самые очаровательные и сексуальные женщины. За таких женщин и жизни не жалко! А холодные сельдеобразные американки ни с какого боку меня не интересуют, дорогая Ольга Юрьевна. По моему разумению, влюбиться в американку так же невозможно, как влюбиться в пузырек с шампунем.
У него были очень хорошая, располагающая улыбка и ровные белые зубы. Все-таки, несмотря на возраст и репутацию, этот человек обладал определенным шармом, и в душе я вынужденно это признала. Однако, вспомнив предостережение Александра, постаралась побыстрее направить разговор в нужное русло.
– Наверное, насчет американок вы правы, Георгий Савельевич! – заметила я. – Мне наши женщины тоже как-то ближе и понятнее. Но давайте сменим тему – у меня слишком мало времени. И прошу учесть, мной движет не праздное любопытство. Я расследую преступление.
Тишинский потрясенно уставился на меня.
– Так вы следователь! – воскликнул он. – Очаровательно! Должен вам признаться, никогда не был знаком с женщиной-следователем. Между прочим, меня всегда привлекали женщины с сильным характером. Наверное, это что-то фрейдистское, как вы думаете? Нет, вы меня положительно заинтриговали! А что, если мы с вами вечерком встретимся и поужинаем где-нибудь в приличном месте? Вы расскажете о своей профессии… Я, между прочим, тоже неплохой собеседник…
– Георгий Савельевич, – предостерегающе сказала я, – мне кажется, вы уже давно не получали зарплату, так что ужин хотя бы по этой причине проблематичен. И мы опять уклонились от темы, вы не замечаете? Я с удовольствием вас послушаю, но лучше прямо сейчас. И, пожалуйста, без фрейдизма, ладно?
Тишинский взъерошил волосы и с отчаянием посмотрел на меня.
– Вы думаете, я не понимаю? – со вздохом сказал он. – Конечно, нам время тлеть, а вам цвести. Что поделаешь! Как сказал поэт, отговорила роща золотая… Просто, глядя на вас, напрочь забываешь про груз прожитых лет… Но я, кажется, снова отвлекся, простите… Итак, что же вас интересует?
– Александр сказал, что некогда вы заведовали в институте отделом? – деловито поинтересовалась я.
– Я и сейчас заведую, – улыбнулся Тишинский. – Просто от недостатка финансирования отдел съежился до неприличных размеров, его даже отделом назвать язык не поворачивается…
– И будто бы в вашем отделе один из сотрудников занимался опытами, как-то связанными с электроникой? Я имею в виду нечто вроде гипноза с помощью телеэкрана. Я не специалист, выражаюсь несколько коряво…
– Я вас понял, – кивнул сказал Тишинский. – Знаете, вообще-то этой чепухой отдел не занимался. Конечно, мы разрабатывали специальную аппаратуру медицинского назначения, только она не имела никакого отношения к гипнозу. Но Александр вас не обманул. Был у меня один сотрудник, помешанный на этой идее. Кажется, суть ее он называл резонансными влияниями на биоритмы мозга. Утверждал, что его работа изменит мир. Честно говоря, я смотрел на его занятия сквозь пальцы – разрешил пользоваться лабораторией в свободное время, делал вид, что не замечаю пропажи дефицитных деталей, – работник он был толковый и заслуживал поощрения. Теперь мир изменился, но мой Буханкин тут, кажется, ни при чем.
– Его фамилия Буханкин? – спросила я. – А как его звали?
– Миша, – ответил Тишинский. – Михаил Сергеевич. Как и того человека, который действительно изменил наш мир. Все кончилось тем, что институт едва не прекратил свое существование. Со многими сотрудниками пришлось расстаться. Буханкин попал в их число. Кроме всего прочего, он никогда не умел ладить с людьми и, к сожалению, частенько ударялся в запой. Пару раз даже лежал в психбольнице.