Он возник на пороге, легок на помине, и на секунду замер, увидев у меня в руках альбом. Но я тут же с равнодушным видом отложила его в сторону и покаянно сказала:
– Простите, я тут позволила себе…
– Ничего страшного, – ответил Буханкин. – Вы интересуетесь марками?
– Не очень, – сказала я. – Просто подумала, что это ваш семейный альбом.
– Нет, я не веду семейного альбома, – принужденно засмеялся Буханкин. – У меня, знаете, давно уже нет семьи… Идемте на кухню, я угощу вас кофе. Слава богу, запас еще не кончился. Я бы принес сюда, но здесь такой бардак…
Я не стала спорить и последовала за хозяином на кухню. Здесь объяснился тот ритмичный капающий звук, который я слышала из коридора, – в каком-то месте крыша дала особенно большую течь, и дождевая вода падала с потолка в подставленный таз.
– Так и живу, – иронически возвел глаза к потолку Буханкин. – Есть даже свои преимущества – чувствуешь себя ближе к природе. Одно плохо – в любой момент может замкнуть проводку, а это для меня полный крах. Я люблю работать по ночам… – Он налил в чашку горячего кофе и поставил на стол сахар и тарелку с печеньем. – Угощайтесь, чем бог послал, как говорится… Может быть, хотите немного коньяку?
Из уже знакомого мне пакета появилась бутылка недорогого, явно паленого коньяка, и я поспешила отказаться, сославшись на то, что вообще не употребляю спиртного.
– А я, с вашего разрешения, приму сто грамм, – смущенно сказал Буханкин. – Тоже продрог сегодня. Еще этот зонт дурацкий…
Глядя, как он наливает в стакан коньяк, я спросила:
– Вы работаете на дому?
Рука Буханкина, уже взявшая стакан, замерла, и он с виноватой улыбкой ответил:
– Ну, как вам сказать… Работаю, только работа не приносит мне денег. Вообще-то я считаю себя ученым… Но жизнь сложилась так, что я выпал из общего процесса. Не знаю, удастся ли теперь наверстать. Есть у меня мечта – организовать собственную лабораторию, но для этого нужна куча денег. Где их взять? – Он хохотнул и залпом выпил коньяк.
– Но, может быть, вам стоит попытаться найти контакт с бывшими коллегами? – предложила я. – Не все же они, как вы говорите, выпали из процесса?
Буханкин скорбно засмеялся.
– Не все, милая девушка, не все. Но я-то выпал! Это, знаете ли, необратимо. Почти как смерть.
– Не слишком ли мрачно вы смотрите на вещи? – спросила я. – Ведь сами говорите, что продолжаете работать. Значит, не все еще потеряно?
– А вы спросите, есть ли от моей работы отдача, – горько сказал Буханкин. – Сплошной самообман – не более. Я – неудачник. Утешаю себя видимостью работы, надеждами разбогатеть, а в основном – вот этим напитком, извините за откровенность!
– Может, все дело как раз в напитках? – деловито спросила я.
– Может быть, – согласился Буханкин и с непонятной гордостью сообщил: – Я уже дважды лечился. Ничего не помогает.
– У кого лечились? – спросила я как бы между прочим. – У меня есть знакомый нарколог. Могу вас ему сосватать.
Буханкин махнул рукой.
– Не поможет! – с отчаянием заявил он. – Меня Еманов лечил. Он, говорят, собаку на этом деле съел. Ну и что… Выйду из больницы – полгода не пью, а потом начинает внутри что-то сосать… Впрочем, зачем я вам про свою беду рассказываю? Вам, наверное, противно, а я тут откровенничаю…
Я отставила в сторону чашку и сказала, глядя Буханкину прямо в глаза:
– Послушайте, Михаил Сергеевич! Любая беда поправима, если есть желание ее исправить. А вы, по моему мнению, сознательно загоняете себя в угол, позволяя обстоятельствам управлять собой…
Буханкин изменился в лице и попятился.
– Вы… вы… откуда вы меня знаете? Что это значит?
– Я знаю не только вас, – отрезала я. – Я знаю и Крамера, и Еманова, и супругов Кормильцевых. Я уже видела альбом, с помощью которого вы морочили голову Николаю Сергеевичу. Могу точно сказать: вы основательно влипли, гражданин Буханкин. И знаете, что теперь может вас спасти? Только полное и чистосердечное признание!
На лице Буханкина отразилась целая буря чувств. Он затравленно оглянулся по сторонам, словно пытался определить, куда вернее бежать, но потом махнул рукой и обреченно присел к столу. Опустив глаза, налил себе еще полстакана и быстро выпил. Пальцы у него дрожали.
– Чистосердечное признание! – с выражением произнес он, немного успокоившись. – Звучит красиво… Я теперь понял, кто вы. Но давайте все-таки разберемся. В чем вы меня обвиняете? Это какая-то ошибка.
– Какая же это ошибка, если вы поняли, кто я такая? Не стыкуется, Михаил Сергеевич!
– Ну, понял… И что? – уныло сказал Буханкин. – Вы стали жертвой заблуждения. Вас обманули.
– Предлагаете мне извиниться и уйти? – спросила я. – Уйду, но отправлюсь прямо в прокуратуру. Предпочитаете быть объявленным в розыск?
– Господи, ну чего вы от меня хотите? – всплеснул руками Буханкин. – Говорю же, я ни в чем не виноват! Всю эту аферу затеял сам Кормильцев, чтобы обмануть жену! Он просто хотел утаить от нее значительную сумму денег.
– А марки? – напомнила я. – А тот аппарат, который вы строили, работая в НИИ?
– Аппарат! – Буханкин посмотрел на меня с нескрываемой издевкой. – О чем вы говорите? Это обыкновенный тестер для проверки внимания у авиадиспетчеров. Сейчас вы сами в этом убедитесь… – Он опрометью выбежал из кухни и, прежде чем я успела даже слово сказать, вернулся обратно с плоским чемоданчиком в руках.
Еще он тащил с собой шнур удлинителя. Быстро подсоединив его к гнезду на боковой поверхности чемоданчика, Буханкин воткнул вилку в розетку и демонстративно выложил чемоданчик на стол – прямо перед моим носом.
– Аппарат!.. – ядовито бормотал Буханкин, суетливо возясь с застежками чемоданчика. – Обывательские слухи! Будьте добры убедиться, какой это аппарат… А то повторяете бабьи сплетни…
Тут он откинул крышку и щелкнул каким-то тумблером.
Насчет бабьих сплетен не знаю, а вот бабье любопытство меня действительно подвело. Я была настолько заинтригована, что начисто забыла об осторожности и… во все глаза таращилась на диковинный чемоданчик.
Передо мной вспыхнул и засветился небольшой экранчик, по которому быстро побежали причудливые сполохи. А уже в следующую секунду в голове у меня помутилось, весь мир слился в одну ослепительную точку, и я перестала видеть, слышать и чувствовать.
Сначала мне показалось, будто случилась какая-то авария. Настойчиво звонил трамвай, и пахло горелой резиной. Вокруг была полная темнота, и шелестел дождь. У меня родилось ощущение, что я заснула в ночном трамвае, а вот теперь он стоял, тревожно и оглушительно названивая. Это означало, что придется вставать и топать пешком под дождем.