– Так это ж классно, а! – обрадовался Стеклов. – С Чехией у нас безвизка.
– Что значит «безвизка»? – не понял Сергей.
– Без визы, значит, можно проехать, никто документы спрашивать не будет. На электричках вообще можно срастить все дело. Где там он живет, твой братец-то?
– Ну это… Может, не надо, а?
– Да надо. В том-то и дело, понимаешь, что надо. Я потом морду себе почищу, сбрею все эти причиндалы, да и все дела. Даже если кто меня и увидит, то ни за что не узнает потом. А как все сделать, я уже придумал. Звонком я ему отстучу весточку, что, мол, видеть тебя хотят. Где, говоришь, это Кладно? Ну ничего, у пацанов-автостопщиков спрошу.
– Но только чтобы я…
– Да какое ты! Ты потом со мной сочтешься. Когда хату отожмешь. Полгода, что ли, ждать?
Сергей кивнул.
– Ну вот, сорок процентов мне. Вернее, как… Эту хибару мне отдашь. Мне все равно жить негде. Вот так, короче.
Соловьев еще некоторое время сомневался, особенно протрезвев. Но механизм уже был запущен – Стеклов загорелся и решительно не хотел отказываться от задуманного. Более того, он заявил, что все равно грохнет этого «козла», а если Соловьев что-нибудь вякнет, то пацаны с ним по-своему поговорят. В качестве подтверждения возможностей пацанов Стеклов еще раз продемонстрировал пистолет.
* * *
– Алло? Виталия можно услышать? – прозвучал в трубке голос на русском языке.
– Можно, – слегка растерянно отозвалась трубка. – Сейчас, одну минутку…
– Да, слушают вас.
– Виталий?
– Да, я.
– Понимаете, это вам из Кладно звонят.
– Ну?
– Вы Катарину Мартинцеву помните?
– Ну? – интонация стала жесткой и неприветливой.
– Тут вот какое дело… Она в больнице сейчас, при смерти.
– А кто вы?
– Я друг ее, она мне про вас рассказывала. Так получилось, она узнала, что вы приехали… Как раз вовремя. Она хочет вас увидеть и сказать что-то очень важное. Вы не могли бы подъехать в Кладно, желательно сегодня? Потому что может быть поздно…
– А что, что такое?
– Я не знаю. Она говорила, что это очень важно. Вы же не видели ее столько лет. Я не могу больше ничего вам сказать. Вы приедете?
В трубке послышалось неуверенное кашлянье.
– Ну… Так где мы с вами встретимся? – вдруг решительно спросил Соловьев.
– Доезжаете до Кладно, на автобусе. Там, на станции, я вас буду ждать. Меня легко узнать – борода, усы. Я к вам подойду сам.
– А она все там же живет? – спросил Виталий.
– Нет. У нее теперь дом не в самом Кладно, там еще проехать нужно. И больница как раз там, это недалеко.
– Ну да, да… Короче, через час я буду.
И в трубке послышались короткие гудки. Стеклов вышел из телефонной будки и огляделся по сторонам. Все вокруг было спокойно, да и никому он здесь и не нужен. Оставалось только дождаться приезда Соловьева.
Когда Виталий прибыл на место, Стеклов сразу же попросил его поторопиться.
– Сейчас пройдем по этой улице, а там лесом, напрямик, так ближе.
Соловьев, ничего не подозревая, согласился.
– А что с ней такое? – спустя некоторое время спросил он.
– Она болеет уже давно, сердце у нее…
– Надо же, – покачал головой Соловьев. – А вы действительно не знаете, что там такого важного она хотела мне сказать?
– Нет, не знаю. Правда не знаю. Но я думаю, что даже если это и покажется неважным, все равно – последний раз же видитесь…
Соловьев замолчал, погрузившись в свои мысли. Он шел молча довольно долгое время. Они уже зашли в лес, когда Соловьев неожиданно спросил:
– А вы что, русский?
– Я-то? – собеседник слегка замялся. – Нет, я с Украины, – брякнул он наобум.
Соловьев кивнул и снова погрузился в свои мысли. Потом вдруг что-то вспомнил и уже начал оборачиваться к Стеклову. Он не заметил, что тот чуть-чуть отстал от него. Пуля, выпущенная из пистолета, застала его на пол-обороте, он не успел спросить то, что хотел…
* * *
– Ну, в общем, этому поделом, – сказал Карташов после того, как пересказал Ларисе всю эту историю. – Вообще ты молодец: мало того, что этот Стеклов теперь в тюрьме от ломки сдохнет, так мы еще через него на группировку одну вышли. Наркодилерство там и прочее.
– А как Соловьев? – спросила Лариса.
– А! – презрительно махнул рукой Карташов. – Там безволие полное. Ну, и это дело… – он выразительно пристукнул пальцем по горлу. – В общем, ясно все. Слюнтяйничал здесь, говорил, мол, не хотел и все прочее. Не хотел! Ну, по-моему, тебе это неинтересно. Да, – подполковник посерьезнел. – Ты мне дай адрес того следователя в Чехии, я все сам им сообщу и… короче, там пускай решают, где их судить – здесь или у них. Ну, в общем, мы свое дело сделали. Вот так! И за это, наверное, надо выпить!
Подполковник подмигнул Ларисе и полез в сейф. Та усмехнулась, отметив, что фраза «за это нужно выпить» стала уже традиционной для Олега Валерьяновича.
Прошел уже месяц с тех пор, как Лариса выяснила имя преступника, вернее, преступников, отправивших на тот свет Виталия Соловьева. После завершения дела Лариса чувствовала себя изрядно уставшей: несколько перелетов в Чехию и обратно, большое умственное и душевное напряжение, общение с наркоманом и прочими не совсем нормальными персонажами – все это здорово утомило ее. К тому же ей предстояло заняться работой в ресторане, которую она сильно запустила. Отдохнув неделю, Лариса наверстывала упущенное. Она проверила все ведомости, проследила за поставкой продуктов, даже лично посмотрела, как идет работа на кухне и в зале. В целом она осталась удовлетворена, успокоилась, что все идет своим чередом, и решила, что пора пригласить к себе Алевтину Байбакову с сыном.
После того как Лариса сообщила ей имя виновника преступления, Алевтина буквально впала в депрессию. У нее не укладывалось в голове, как это брат мог убить брата из-за квартиры. Пусть не своими руками, но суть от этого не меняется. Поэтому она, поблагодарив Ларису, сказала, что хочет побыть одна, как-то все осмыслить и успокоиться. Она даже Артема отправила на дачу, чтобы он ей не мешал. Сын, в принципе, был рад избавиться от материнской опеки.
И теперь, по прошествии месяца, Алевтина позвонила Ларисе сама, сказала, что пришла в себя и готова встретиться. Лариса пригласила ее вместе с Артемом в «Чайку».
На сей раз Лариса не стала поручать Степанычу накрывать стол в Зеленом кабинете, зная его скупердяйство. Она отложила свои дела, сама выбрала меню и проследила, чтобы стол был накрыт в соответствии с ее требованиями. Степаныч, мрачно наблюдавший за этим, не удержался от язвительного комментария: