— Ах, да-да. Конечно. — Судя по тому, что Доминик прочитал вчера, таково было и его мнение насчет этой операции. Но сегодня он был просто не в силах сосредоточиться на работе.
— Значит, даем делу ход? — Трейнор поднялся на ноги.
— Что? Ах, да, полагаю, именно так.
— Тогда я отдам указания? — уточнил Трейнор.
— Да, конечно, — сказал Доминик, и потянулся за телефоном.
Сьерры не было дома. Доминик решил, что она могла поехать к нему на квартиру, но его приходящая уборщица Лупе сказала, что никто не приходил. Раздосадованный Доминик позвонил агенту Сьерры.
— Конечно же, я знаю, где она, — ответил тот. — Там, где и положено. У Гибсона Уокера.
— И до какого часа?
— Естественно, пока они не закончат.
Доминик заскрипел зубами.
— И на какой срок вы заключили с ней контракт? — Услышав ответ, он сказал: — Разорвите контракт.
— Что?
— У нее медовый месяц, — прорычал Доминик, и швырнул трубку.
Когда вечером того же дня Сьерра в обнимку с Тоби, одним из моделей, вышла из студии в приемную Гибсона Уокера, то первым человеком, которого она там увидела, был Доминик. Он то и дело смотрел на часы и бросал сердитые взгляды на Эдит, офис-менеджера Гибсона, которая охраняла дверь в студию с ревностным усердием бультерьера.
Сьерра улыбнулась:
— Привет.
— Это кто? — спросил ее Тоби.
— Мой, хм… муж. — Почему-то эта фраза больше походила на вопрос, нежели на ответ.
Тоби присвистнул.
— Муж? Так у нашей Сьерры есть муж? — И он рассмеялся.
Но тут, Доминик подошел к ним, с обманчивой небрежностью снял руку Тоби с плеч Сьерры, и его пальцы железной хваткой впились в локоть жены.
— Да, у нее есть муж, — сказал он спокойно, но в голосе его звенела сталь.
И прежде, чем Сьерра поняла, что происходит, губы Доминика впились в ее. Это был потрясающий поцелуй. Страстный, властный, неистовый. Он как бы говорил: «Эта женщина — моя». И Сьерра на мгновение приоткрыв веки, увидела, что этот факт наконец-то дошел до Тоби. Так же как и до Эдит, и Гибсона, и Чарли, и Дейва, и прочих моделей и сотрудников. Они сбились в кучку в дверях студии, и смотрели на Доминика со Сьеррой, раскрыв рты от удивления.
Хорошо, подумала Сьерра. Если он заявляет свои права на нее, то и она имеет право сделать то же самое. И, закрыв глаза, она вернула ему поцелуй со всей страстью, пылом и жаждой, которые весь день терзали ее. Она обхватила шею Доминика руками и всем телом прильнула к нему — и почувствовала его ответную реакцию. Страсть, желание, пламя…
Когда они наконец оторвались друг от друга, то изумление было в глазах не только присутствующих, но, и в их собственных.
— Ух, ты, — сказал Тоби, подводя итог увиденному. Доминик резко выдохнул и схватил Сьерру за руку.
— Поехали домой, — безапелляционным тоном сказал он.
Если бы Сьерру попросили представить, как должен выглядеть дом Доминика, у нее в голове возникли бы, мебель из хромированной стали и кожи, белые стены и какое-нибудь произведение абстрактного искусства, занимающее самую выгодную позицию с точки зрения декоратора.
На самом деле, все было с точностью до наоборот.
Квартира Доминика располагалась в построенном до войны особняке на Пятой авеню. Им открыл швейцар.
— Добрый вечер, мистер Вулф, — сказал он, и глаза его на секунду широко раскрылись при виде пурпурноволосой спутницы Доминика.
Они пересекли выложенный мрамором вестибюль со свисающими с потолка хрустальными канделябрами, потом поднялись на пятый этаж на лифте, стены которого были сплошь покрыты инкрустированными деревянными панелями. Из лифта они ступили в небольшой коридор с таким пышным ковром, что Сьерре показалось, словно она стоит на облаке. Всего в коридоре было четыре двери. Доминик открыл ту, на которой стояла цифра «5», и сделал шаг в сторону, пропуская Сьерру вперед.
Она заглянула внутрь — и затаила дыхание.
— Ты живешь в доме из дерева!
Доминик рассмеялся.
— Ну да, более или менее, — сказал он как-то по-мальчишески неловко, и Сьерра почувствовала, что он наблюдает за ней.
Но на самом деле Сьерра пришла в восторг при виде огромных — от пола до потолка — окон с видом на верхушки деревьев Центрального парка, Стены в гостиной были вовсе не белыми, а мягкого голубого оттенка весеннего неба, и украшавшие их картины оказались простыми пейзажами и натюрмортами.
Самая большая изображала большой коттедж на широком песчаном пляже, который напомнил Сьерре, дом Доминика на Лонг-Айленде, где Мария устраивала смотрины своих детей. Две другие представляли собой виды низкого дома персикового цвета с французскими окнами, закрытыми белыми ставнями. Дом стоял посреди пышной растительности и выходил окнами на бирюзовое море, каким оно бывает только в тропиках. Еще на двух Сьерра увидела детей, играющих в волнах прибоя. Она не знала, кто автор этих картин, но почувствовала к нему мгновенную симпатию.
— Это же твой дом, — указала она на изображение коттеджа. — Как ты умудрился заманить к себе художника?
Доминик, как-то странно улыбнулся.
— Это все написала моя мама, когда я был еще ребенком. Вообще-то она не была профессиональным художником, — сказал он с гордостью, и одновременно словно защищаясь.
— А я думаю иначе, — мягко ответила Сьерра. — Они все просто замечательные. Ей удалось ухватить саму сущность твоего дома. — Сьерра почти физически ощущала поток любви и тепла, исходящий от этих картин. — А где были написаны все прочие?
Доминик вдруг как-то смешался и помрачнел.
— В нашем фамильном доме на Багамах.
— Здорово. Я обожаю Багамы — была там на фотосессиях. Ты, должно быть, пользуешься любым случаем, чтобы наведаться туда.
— Уже нет, — сказал Доминик, и отвернулся. И Сьерра почувствовала, как будто между ними встала стена.
Сьерра вспомнила — слишком поздно, — как Мария рассказывала ей о том, что давным-давно Доминик собирался жениться в этом самом доме на Багамах, но что-то случилось. Тогда Сьерра почти не слушала сестру, но теперь она корила себя за невнимательность. Совершенно ясно, что для Доминика, это была болезненная тема.
— Что ж, вдвойне приятно обладать картиной, которую написала твоя мама, — после секундной паузы сказала Сьерра.
Доминик отвернулся от окна и почти непринужденно улыбнулся:
— Это точно.
— Может, покажешь мне всю квартиру? — весело поинтересовалась Сьерра.
— Пошли.
Доминик провел ее по безупречной кухне, по столовой, которая была не столько парадной, сколько уютной. Затем, показал Сьерре помещения за кухней, где раньше располагалась прислуга. Теперь одна комната представляла собой укромный закуток с диваном, музыкальным центром, телевизором и бильярдным столом. Вторая, по словам Доминика, была отведена под «снаряжение».