– Неужели? – хмыкнул Альфред.
Хаос! Не беспорядок даже, а именно хаос – вот оно, самое то, самое верное определение для этой мастератории.
– Уверяю вас! – горячо, даже излишне горячо проговорил Лебиус. – В этих стенах все упорядочено. Куда как более упорядочено, чем за их пределами. И к огню это относится тоже. Посмотрите, ваша светлость…
Из-под широких складок просторного магиерского одеяния вынырнула высохшая рука-палка. Пальцы-сучья подцепили с соседнего стола пожелтевший свиток гримуара. [12] Старинный свиток, поистине бесценный для настоящего знатока оккультных наук.
Мгновение – и потрескавшийся край гримуара коснулся горящего фитиля свечи. Коснулся и замер в огне. Тонкий, сухой, будто осенний лист, пергамент должен был заняться огнем немедленно, пыхнуть, как порох, и с веселым треском обратиться и пепел в считанные мгновения. Однако зеленоватое колдовское пламя упорно не желало пожирать древние письмена. Огонек свечи лишь ласкал свиток, огибая его и вновь смыкаясь над ним.
Лебиус, не удовлетворившись произведенным эффектом, отошел в сторону – к железному треножнику, установленному над открытой жаровней. Магиер сунул пергамент в багровеющие угли. Из потревоженного нутра жаровни посыпались искры – все того же странного зеленоватого оттенка. И только-то…
На треножнике в неглубокой широкой посудине булькало олово с примесью неведомого синего порошка. Однако жар, плавивший металл, пощадил свиток.
А может быть, дело в тексте? В магическом заклинании, начертанном на пергаменте? Нет – Лебиус, отложив свиток в сторону, уже задумчиво ворошит угли. Голой рукой! Теми самыми сухими узловатыми пальцами-сучьями. И снова – снопы искр. А пальцы даже не покраснели. Ни ожогов! Ни волдырей! Не загорелся, не затлел, не задымился и широкий рукав магиерского балахона, упавший в жаровню.
– Вы тоже попробуйте, ваша светлость, убедитесь… Только не касайтесь миски с оловом. Олово не закрыто магией и может обжечь. Жар, который вы ощутите у треноги, идет не от углей, а от расплавленного ими металла.
Лебиус отошел, освобождая маркграфу место у жаровни. Рука – целая и невредимая, вынутая из раскаленных углей, простерлась в приглашающем жесте.
Проклятый колдун! Это было похоже не на приглашение, а на вызов. На испытание смелости. Или ничего подобного? Или просто… Просто «попробуйте, ваша светлость, убедитесь»?..
Сжав зубы, Альфред попробовал. Заставил себя тронуть угли. Раскаленные, способные обуглить плоть. На вид – способные. На самом же деле…
А ничего на самом деле.
На ощупь угли оказались твердыми. Как камни. И холодными! Приятно прохладными. И неприятно осклизлыми, будто от дождя.
А вот сверху, от миски с булькающим оловом, – да, действительно, оттуда – явственное тепло, жар… Что ж, там, где замешано темное чаротворство, все иначе, все наособицу, все вверх ногами поставлено.
Маркграф убрал руку из жаровни. Вздохнул. С облегчением. И…
И с сожалением.
Это неуместное, казалось бы, чувство объяснялось просто и стыдно – завистью. Да, именно так: в глубине души властитель Верхних Земель Альфред Оберландский отчаянно завидовал беглому прагсбургскому магиеру. Завидовал, поскольку сам маркграф подчинять своей воле неукротимую стихию огня не умел. А хотелось. Безумно хотелось. И остальное тоже хотелось постичь – все то, что так легко, или пусть не очень легко, однако давалось же Лебиусу!
Хотелось, но, видать, не судьба.
Формально маркграф Оберландмарки Альфред Чернокнижник прозвище свое носил не случайно, но – уж перед самим-то собой змеиный граф мог быть откровенным – не совсем заслуженно. Да, запрещенных книг по темным искусствам он прочел уйму, да, черных опытов провел немало. Но – увы – безрезультатно.
Альфред Оберландский так и не смог постичь сокровенных тайн, укрытых под толстыми кожаными переплетами и за двоякими… троякими… бесчисленными смыслами древних заклинаний, писанных истинными посвященными на забытых – мертвых и воскрешенных заново – языках. В итоге все самостоятельные изыскания маркграфа оказались тщетными и напрасными. А ведь добросовестно изучал, штудировал, пробовал… Не жалел ни сил, ни времени, ни денег. Зачем? Имелась причина. Веская.
Положение приграничного властителя, на земли которого постоянно точат зубы внешние враги империи и имперские соседи-соперники, было слишком шатким и ненадежным. Воинских сил в маркграфстве вполне хватало для того, чтобы поочередно отражать на узких горных тропах и перевалах агрессию многочисленных недругов, не умевших в гордыне своей договариваться друг с другом. Но рано или поздно они все же могли выступить сообща. А тогда – война. Долгая, тяжелая, непредсказуемая.
Потратить жизнь на защиту жалкого клочка каменистой неплодородной земли, все богатство которой составляли лишь несколько выходивших на поверхность рудных жил? О, нет! Честолюбивый Альфред Оберландский жаждал большего. Как минимум – сменить графский титул на титул герцогский. Еще лучше – стать имперским курфюрстом. А порой, в самых радужных мечтах, ему грезилась даже корона кайзера.
Замыслов было громадье, но вот реальных возможностей к их осуществлению… Альфред Оберландский не имел ни бездонной казны, ни влияния при императорском дворе, ни необъятных территорий, ни выходов к важным торговым путям, ни многочисленной армии, способной не только останавливать неприятеля в теснинах родных ущелий, но и вести крупномасштабные военные кампании на чужой равнинной земле, где придется сражаться с превосходящими силами противника и брать штурмом неприступные вражеские крепости. Зато маркграф обладал непозволительным свободомыслием, за которое в более доступных инквизиции областях, случалось, отправляли на костры и титулованных особ.
Осознав, в чем заключается его единственное преимущество, Альфред сделал ставку не на войска, деньги и протекцию. На другое. На то, что запрещено, проклято, гонимо. И церковью, и имперскими властями. А следовательно, на то, к чему не смогут, по крайней мере, сразу и в открытую, прибегнуть явные и потенциальные враги Оберландмарки.
Сначала были сокрытые деяния.
Были редкие книги и свитки удивительного и сомнительного содержания. Заветные магиерские гримуары-подлинники, черные списки-конспекты и подробнейшие комментарии к ним маркграфу тайком переправляли из-за границы. Верные люди Альфреда также разыскивали запрещенные тома по всей империи. Опасные книги выкупали и похищали. У ушедших в подполье колдунов, у букинистов, у палачей и даже у инквизиторов, не спешивших жечь улики, которые можно обратить в звонкую монету. Или в наживку для очередной жертвы.
Были знакомства и тайная переписка с несколькими чародеями и алхимиками, точнее, с людьми, именующими себя таковыми и нуждающимися в богатом покровителе. Было членство в паре-тройке закрытых… весьма закрытых орденов. Не было только ожидаемого результата.