И старуха больше не была старухой. Стремительно, молниеносно происходило обратное превращение. Дряблая кожа грубела и обрастала шерстью. Клочья шкуры вновь появились на животе, на груди, на костлявых бедрах шаманки, закрывая обвислые морщинистые складки. Лицо утрачивало человеческие черты. Оскаленная морда обезумевшего зверя – вот во что обращалось старушечье лицо.
И нет уже рук и ног – есть прежние лапы.
И прежние когти. И клыки. И прежняя ненависть в глазах. А впрочем... ненависти и злобы было теперь в горящих глаза куда как больше.
Иссохшая старушечья грудь болталась, подметая землю грязными сосками, больше похожими уже на сосцы старой волчицы. Но вот и они потонули, исчезли бесследно в отрастающей звериной шерсти с седым человеческим волосом.
Конрад ждал. С мечом наголо и кривой ухмылкой. Медля с ударом. Наслаждаясь будто неприглядным зрелищем и мучениями раненой твари. Наверное, у тевтона тоже имелись основания ненавидеть... Что ж, истинная ненависть всегда взаимна.
Рывок. С ревом, сорвавшимся в визг, волкодлак, пригвожденный к земле, вдруг ринулся к германскому рыцарю. Из всех силы, что еще оставались. А их, как выяснилось, было не так уж и мало. Сил.
И ненависти. Той, которая всегда взаимна.
Снова – ви-и-изг.
На задних, прибитых к земле лапах оборотня треснула шкура и плоть. А передние отчаянно загребали когтями чернозем, траву и воздух. Из-под крошащейся корки засохшей глины-сукровицы брызнуло свежее, темно-красное. Под чудовищным напором перекосилось обломанное копейное древко. Выковырнулся, подцепив влажный комок дерна, наконечник, что был с разгона, с седла вогнан Конрадом глубоко в грунт.
Случилось невероятное. Оборотень освободился.
И – только ямка в земле. Там, где прежде торчал кусок тевтонского копья.
И ямка стала лужей. И лужа ширилась – слишком много натекло из раны. И все текло, текло... Волкодлакская кровь на наконечнике стала похожа на землю. Спеклась, затвердела черной окалиной над густой серебряной насечкой. Флажок-банер и все осиновое древко окрасилось темно-красными потеками.
Всеволод инстинктивно отскочил, поднимая мечи.
А волкодлак с перебитыми ногами нелепо копошился, дергался, извивался на земле. Стегая застрявшим в ране толстым копейным ратовищем высокую траву и густой кустарник.
Жутковатое зрелище.
Еще один рывок. Теперь оборотень не кричал даже. Видимо, не желал понапрасну расходовать силы на бессмысленное сотрясание воздуха. Зато тварь снова сдвинулась с места. Тварь ползла. Молча. На брюхе, вывернув задние ноги, волоча за собой кусок копья, оставляя позади жирный кровавый след, подобно гигантскому сочащемуся красным слизняку. Тварь скребла когтями и все тянулась, тянулась к тевтонскому рыцарю. Хрипела что-то – не понять, не разобрать. Издыхала, но ползла.
Одной лишь ненавистью уже, наверное, движимая.
Из раны лилась кровь. Из глаз – слезы. Из раззявленной пасти – клочьями падала пена.
«Хватит! – решил Всеволод. – Пора прекращать!»
Его опередили. Прекратили. Конрад шагнул навстречу твари. Клинок рыцаря прогудел в воздухе блестящей дугой. Прямая полоска заточенной стали и серебра ударила сверху вниз.
Хрустнуло.
Треснуло.
Передние лапы волкодлака и голова с раззявленной пастью откатились в сторону. Комья земли и комочки крови, мгновенно запекшейся и почерневшей от соприкосновения с посеребренным клинком, разлетелись сухим фонтаном.
Потом иной фонтан ударил густыми тугими струями. Крови вокруг стало еще больше.
Обезглавленное тело с культями-лапами трепыхнулось. Дернулся в последний раз обломок копья в ногах оборотня. Когти на отсеченных конечностях сжались в жуткое подобие кулаков, пронзив голые морщинистые ладони зверя... полузверя... Глаза закатились.
А пасть все открывалась и закрывалась. А клыки и зубы все пережевывали со скрипом пучок сочной травы, попавшей меж ними. Отрубленная голова словно пыталась что-то вымолвить и никак не могла.
Бело-красная пена, истекавшая изо рта волкодлака, заметно позеленела от травяного сока.
Солнце над головой. Горы и камни вокруг. Русичи, привыкшие к равнинным лесам и приграничным степям дикого поля, с интересом и настороженностью смотрели вокруг. Конрад если и был увлечен горной дорогой, то не показывал вида. Бранко ехал впереди. Проводник-волох вел отряд уверенно и безбоязненно.
Всеволод сидел в седле мрачный и насупленный. Думал о прошлой ночи. Невеселые думы думал. Пятерых дружинников схоронить пришлось. Двое тяжелораненых не дожили даже до рассвета. Их тоже – вместе с тремя убитыми... В мягкую землю, под ракитовый куст. Сбежавшие кони, правда, к утру вернулись сами. Но кони – не люди. А людей потеряли зазря. Еще не войдя в Залесье, потеряли. Скверно.
Проклятая ведьма! Проклятый волкодлак! До перевала с кратким именем Брец, куда сейчас показывал дорогу Бранко, оставалось совсем ничего. Если верить волоху. А не верить вроде оснований нет. Дорога – широкая, наезженная – две телеги пройдут – вилась по дну глубокой ломаной впадины. Справа и слева – почти отвесные скалы. На такие – не въедешь, не влезешь. Ни с конями, ни без коней.
Над склонами ущелья – по обе стороны, на самом краю, – громоздились валуны с быка размером. Опасно нависали над головами проезжающих. Кое-где меж скальными обломками и крупными глыбами выгибались под неимоверной тяжестью бревна и толстые доски. Сразу видно – удерживают груды специально наваленных камней. Под большими валунами там-сям виднелись клинышки. Под бревнами стояли упоры.
Все понятно...
Одного удара колотушки достаточно, чтобы сбить крепь и обрушить на дно ущелья смертоносный обвал. Подступы к Брец-перевалу охранялись хорошо. Не брянская то засека полусотника Прохора – с сотней воинов здесь так просто не проскочишь. Если хозяева пропускать не пожелают.
Всеволод невольно поежился. Хотелось все же поскорее миновать опасный участок. Уж очень тут неуютно, под нависающими каменьями-то. Конрад вон и тот утратил свою невозмутимость, начал озабоченно посматривать наверх. Только во л ох по-прежнему едет себе, как ни в чем не бывало. Никаких признаков беспокойства. Будто камни ему – не камни. И обвал – не обвал.
– Застава на Брец-перевале нам не страшна, – пояснил Бранко. – От татар она поставлена.
И тут же добавил – не то с сожалением, не то с насмешкой:
– Да только не там, где нужно, поставлена. Татары другой дорогой в трансильванские земли вошли – через Унгвар, Мункач и Яблунку. Нежданно-негаданно вошли. На тамошних перевалах леса было специально натаскано и навалено уйма. По ущельям – все сплошь засеки непролазные. На них король и его вельможи шибко надеялись. Никто и не думал, что кочевники со своими конями прорваться там смогут. А они пустили огонь по ветру, пожгли засеки и прошли себе. Дымы тогда над Карпатами не одну седмицу стояли. И уходили из Эрдея потом, когда уже нечисть объявилась, татары тем же путем. Но на Бреце все равно перевальная стража стоит по сию пору и службу свою несет исправно.