Но хорошо, что он хочет научить ее тому, что любит сам. Послушно облачившись в костюм для верховой езды, она наблюдала за Алвешем. Как быстро, как удивительно быстро пролетели два дня. Они просочились, словно песок сквозь пальцы.
В тот первый вечер они так и не спустились поужинать, а пробрались на кухню уже на рассвете, как голодные подростки, готовые смести со стола все. На следующее утро Кэрол настояла на том, чтобы поехать в Бостон и посмотреть, как Гарри пережил исчезновение ее вещей. Картины она решила оставить у Эванса, чтобы не создавать ненужных хлопот и не провоцировать лишних сплетен. Алвеш уже подготовил в своем особняке для нее мастерскую, которая была великолепно освещена, просто настоящая мечта художника. А для вдохновения прекрасно подходили само поместье и его великолепные пейзажи.
Кэрол виновато понурилась, когда увидела реакцию Гарри на свой отъезд. Он выглядел совершенно несчастным и жалким.
— Если он так заботится о тебе, значит, хочет жениться.
Кэрол прикусила губу и не стала спорить.
Только время покажет, собирается ли Алвеш это сделать…
— Подойди ближе. Не бойся. Лошади чувствуют страх и от этого нервничают.
— Думаешь, я боюсь?
— А почему же ты так далеко стоишь?
Алвеш помог ей взобраться на лошадь и показал, как управляться с поводьями.
— Шейла — молодая и резвая кобыла, но не волнуйся, я рядом, все будет хорошо… Я же сказал, что сегодня не буду ездить, — удивился Алвеш, увидев, как грум выводит из конюшни серого жеребца.
А я сказала ему, что будешь, усмехнулась про себя Кэрол. Пришпорив лошадь, она пустила ее легкой рысью.
На полпути к конюшне Алвеш обернулся.
— Кэрол! — позвал он.
— Встретимся вот там! — крикнула она ему через плечо и махнула рукой.
Шейла шла великолепной рысью. Ветер трепал длинные волосы Кэрол, а она представляла себе, какой взрыв удивления вызовет у Алвеша ее умение ездить верхом. Ну ничего, в следующий раз он сначала спросит, умеет ли она чтото делать, а уж потом примется учить. Шейла подскакала к изгороди и легко перелетела через нее. Алвеш, всетаки оседлавший своего коня, стремительно догонял.
— Извини, никак не могла остановиться. Кэрол повернулась в седле и улыбнулась, как только он поравнялся с ней.
Но улыбка тут же исчезла с лица, когда Алвеш крепко сжал ее руку.
— Никогда больше не делай этого!
— О чем ты?
— Только идиот может перескакивать через подобные заграждения в таком темпе!
— Извини, что заставила тебя волноваться.
— Где ты так научилась ездить верхом?
Она спрыгнула с лошади в зеленую траву, подставляя лицо яркому солнцу.
— У Ребекки были друзья, которые держали лошадей, мы иногда у них останавливались. Я обожала лошадей. К тому же у деда была конюшня.
— Конюшня?
— Да. И скучные уроки верховой езды.
Кэрол села, обхватив руками колени, и задумчиво поглядела вдаль.
— Все пошло прахом, когда мне исполнилось девятнадцать. Дед сломал бедро, в это время я была в школе. Он мог бы попросить меня вернуться домой, но не сделал этого. Когда я узнала, что происходит, банк уже припер его к стенке.
— Но ты, наверное, пыталась чтото сделать?
— Да, но все напрасно. Пришлось расстаться с лошадьми, и дед не перенес этого, сдался. Все было продано, оставался только дом для престарелых. Это убило его.
— Почему ты во всем винишь себя?
Кэрол напряглась. Сейчас ей предстояло сказать то, о чем раньше она только думала про себя.
— Я могла не допустить этого.
— Как же?
— Могла бы вести хозяйство до тех пор, пока он не встанет на ноги.
— Но он, очевидно, не хотел, чтобы ты бросала школу, к тому же у тебя не было опыта.
Зачем себя винить, ведь ты тоже осталась без дома.
— Цезарь, — сказала Кэрол. — Маленький старый шотландский пони. Его звали Цезарь. Больше всего я переживала изза того, что продали его. Глупо, наверное. Он тогда уже не подходил мне, годился только для детей.
Алвеш обнял ее.
— Господи, как я испугался, увидев, что ты несешься на изгородь.
Дыхание коснулось ее волос, знакомый запах обволакивал.
Она чувствовала себя в безопасности в его объятиях. И становилось так страшно при одной мысли, что это не будет продолжаться вечно. Потому что он не хочет, чтобы это продолжалось вечно. Он хочет необыкновенной страсти, но оставляет открытой дверь к своей свободе. Никаких обязанностей, никаких осложнений, никаких сожалений. Он четко все это обозначил.
— Расскажи мне о своей бывшей жене.
— А что ты хочешь узнать?
— Для начала имя.
— Мэй.
— Может быть, потом ты расскажешь мне, почему все так печально закончилось… Я напоминаю тебе ее?
— Совсем нет. Она была маленькая, темноволосая, голубоглазая.
— Она была красива?
— Великолепна.
— А как вы познакомились?
— В ночном клубе. Она была актрисой. Но я не понял ее амбиций. На самом деле я толком так и не узнал ее. Мне исполнилось двадцать, она была на два года старше. Тогда я не понимал разницу между любовью и сексуальным влечением. В таком возрасте все кажется любовью. Она сказала мне, что беременна, и я женился.
— Да, — нежно прошептала Кэрол.
— Когда родился ребенок, Мэй перестала притворяться хорошей матерью и вернулась опять в мир кино. Я изо всех сил старался сохранить наш брак, хотя все мне твердили: не делай ошибки. Но я хотел доказать, что ошибаются они, а не я. Верил ей. Даже застав ее в постели с другим мужчиной, я не понял, что это был лишь один из многих. Она готова была спать с каждым, кто хоть немного мог помочь карьере. В ту ночь она была пьяна и рассказала о том, как много у нее мужчин. А на следующее утро уехала со своим продюсером. Я подал на развод…
— Что же еще оставалось делать?
Кэрол склонила голову ему на плечо. Бедный Алвеш! Его использовали, а затем отбросили. Она ждала, что он скажет чтонибудь о мальчике. Ведь он не назвал даже его имени. И не сказал, что это был не его ребенок.
— Мэй устроила из развода целую битву. Пострадала ее карьера. В общем, никому этот брак не принес счастья.
Был ли он все еще влюблен в свою бывшую жену? На его лице была тень сожаления. Но о чем? Она боролась с искушением спросить его об этом. Но решила, что сейчас не время. Когданибудь она обязательно все узнает.
— Мэй многому научила меня, — пробормотал Алвеш.
Ничему хорошему, подумала Кэрол. Теперь ты не доверяешь женщинам. Не веришь в постоянство. А брак считаешь лишь ловушкой.