Отвести глаза человеку что колдуну, что ведьме все же сложнее, чем обмануть скотину. А уж ежели людей много… Одному отведешь, второму – третий же непременно тебя сыщет.
Облавщики шли по зарослям густыми цепями. За одним рядом – второй. За вторым – третий. Живая сеть неторопливо и тщательно прочесывала лес. Тщательно и неторопливо. Удерживая четкий выверенный по-немецки строй. Не оставляя ни шанса, не давая ни малейшей возможности выскользнуть.
Уйма народа участвовала в той облаве. И полноправные орденские братья-рыцари, и оруженосцы, и слуги, и кнехты, а также прочий верный ордену и годный к долгой погоне вольный и подневольный люд, собранный в комтурии и по окрестностям. И, как всегда, все до единого – немцы, все – переселенцы, все – пришлые саксы-госпиты. Мадьярам и валахам в столь важном деле, как охота на ведовское-колдовское племя, тевтоны не доверяли. Знали хорошо: местные, исконные эрдейцы сами при случае обращались за помощью к тем, кого, согласно приказам магистра, следовало безжалостно истреблять. Под корень, вне зависимости от пола и возраста.
Загонщики были вооружены. На тот случай, если кто-то из двуногой дичи попытается прорваться сквозь строй, если кто-то посмеет пробиваться силой. Однако без особой нужды кровь пускать запрещалось. Как всегда.
– Живьем! Живьем! Всех – живьем! – неслись над лесом напоминания командиров отдельных отрядов.
Участников этого шабаша надлежало брать живьем, дабы после казнить как положено – без пролития крови. На костре.
Всем было известно: мастер Бернгард опасался понапрасну проливать кровь эрдейских колдунов и ведьм. Мало ли какой силой обладает та кровь. И мало ли куда может попасть капля-другая. Похищенная, припрятанная…
Мало ли…
Ведь, по большому счету, не за бегущими людьми вовсе, а за кровью Изначальных шла сейчас охота – за кровью, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не должна оказаться в мертвых водах, укрывающих рудную черту.
И вот… Одни люди гнали других. И те, кого гнали, бежали прочь. В великой панике, в слепой надежде спастись. Туда бежали, где спасения не было. Бежали, когда надо было остановиться, обдумать, принять верное решение. Но просто стоять на месте и просто думать под звуки приближающихся рогов было сейчас слишком страшно. Страшнее, чем бежать без оглядки, полностью утратив разум и чувства, бежать, забыв о своих невеликих, но все же действенных колдовских возможностях, бежать, положившись на быстроту ног, которые не подводили прежде. До сих пор.
– Стой!
Вовремя остановиться смогли только двое. Вернее – один человек. Одна беглянка. Тянувшая за руку вторую. Известная во всей округе ведьмачка, спасавшая себя и, того пуще, – обожаемую дочурку.
Почему только она? Возможно, дело было в той малой толике крови Изначальных, что отличала потомков Вершителей от прочего люда и текла в жилах сильной ведьмы. А может, дело – в материнской любви, натолкнувшей на верную мысль. В любви, что сильнее страха.
Величка встала, будто в землю вросла. Грубо одернула Эржебетт, ринувшуюся, было, дальше, вперед:
– Да стой же, говорю тебе!
Несколько бесконечно долгих мгновений женщина и юница стояли, обнявшись, и два бешено колотящихся сердца толчками гнали древнюю кровь. Мать прислушивалась, оглядывалась, кидая по сторонам затравленные взгляды. Потом глаза ведьмы что-то заприметили в густой листве. Уста что-то шепнули. Непонятное, неведомое еще непосвященной Эржебетт ведьмино слово.
Листва справа шевельнулась. Замерла.
И трава слева – тоже. Чуть дрогнула.
Но разве помогут им сейчас листья и травы?!
Дочь дрожала, уткнувшись в материнскую грудь. Как в давнем, полузабытом детстве. Эржебетт, в отличие от Велички, никак не могла совладать с душившим ее страхом, с отчаянием, с предчувствием близкой гибели.
– Мама! Мама! – без умолку твердила она, будто молитву. Заклятье будто. Тихо-тихо почти беззвучно. Одними губами. Быстро-быстро – и не разобрать.
– Мама! Мама!
– Молчи! – коротко и решительно приказала Величка.
Таким тоном, которому не противятся.
Дочь умолкла. Дочь привыкла доверять мудрой матери-ведьме.
– Молчи и делай, что велю.
Кивок и хлопанье ресниц в ответ.
– Не вздумай реветь.
Влага из-под ресниц смахнута, сброшена.
– Идем! Нет, не туда. Сюда.
Мать потянула дочь в ту сторону, откуда обе только что бежали со всех ног. Откуда давно сбежали все прочие участники последнего тайного шабаша. И где вот-вот появится первая цепь преследователей.
На черные кресты тевтонской облавы мать тянула дочь.
Шаг, еще. И еще несколько шагов вперед.
Обе они двигались быстро, скрытно, прячась в путаном кустарнике и высоких травах. Потом – юркнули под упавший замшелый дуб-выворотень. Затаились у огромного трухлявого пня в глубокой промоине меж толстых корней. Укрытие, в общем-то, неплохое, но не для того, к кому подойдут вплотную. А подойти должны были скоро.
Вон они! Саксы! В густой зелени уже видны черные кресты.
Раздвинув рукой толстый мягкий слой мха и липкой паутины, мать и дочь наблюдали за загонщиками. Облава двигалась медленно. Облава не гналась – облава гнала.
Немцы шли плотно, на расстоянии копейного ратовища друг от друга. Смотрели внимательно. И вперед смотрели, и по сторонам. И под ноги – тоже. И наверх поглядывать не забывали. Подняв заряженные арбалеты, по два-три раза обходили каждое дерево, в кроне которого мог бы укрыться какой-нибудь шустрый беглец-древолаз. Тыкали копьями под каждый пень, под каждую поваленную лесину, под каждый куст.
Такие не пройдут мимо, такие своего не упустят.
– Слушай внимательно, – торопливым шепотом наставляла Величка. – Нас гонят из леса. Не спеша, знаючи гонят. И там, куда гонят – голову даю на отсечение – уже ждет засада. Там – не уйти. Значит, нам с тобой туда нельзя.
– Тогда куда, мам? – еще тише спросила Эржебетт.
Величка прислушалась к звукам рогов и к крикам людей. Величка прищурилась. Тем самым ведьминым прищуром, который при иных обстоятельствах и пугает, и обольщает. При иных, не при этих.
– Облава идет от Кастленягро, – вновь зашептала она. – И облава большая – по всему лесу. Прежде таких не бывало. Тут почти весь тевтонский гарнизон собрался. И орденские дозоры из окрестностей замка в придачу. Их, наверняка, тоже должны были снять. Вот куда нам с тобой и нужно податься.
– Куда? – все еще не понимала Эржебетт.
– К замку, дочка, к замку. И дальше – за замок. За ущелье. Там нас с тобой искать не будут. А уж коли все-таки будут – там озеро и проход…