С приветственной речью тевтон, правда, не спешил. Задержав взгляд где-то за спиной Всеволода – то ли на шекелисском музыканте Раду, то ли на Эржебетт в ратной одежде, – немец изумленно сморгнул, потом – нахмурился. Будто мимолетная туча скользнула по лицу сакса. «Не нравится, что молодежь в дружине?» – истолковал невысказанное недовольство Всеволод. Напрягся.
Впрочем, тень недовольства быстро рассеялась. Тевтон чуть склонил голову:
– Рад приветствовать тебя, брат Конрад, и твоих спутников. Мы давно ждем и неустанно молимся о благополучном завершении вашего нелегкого пути по проклятым эрдейским землям.
Всеволод окинул взглядом свой вымотанный, поредевший отряд. Видимо, молились тевтоны все же не очень усердно. Потери… Слишком большие потери понесла его дружина. А уж о воинах Сагаадая и вовсе говорить не. приходится. Да и ратники Золтона… Или в сложившихся обстоятельствах это и есть то самое благополучное завершение пути? Погибли не все, и – слава Богу. И за то надо благодарить небеса. Всеволод покосился на культю замкового кастеляна. Может быть, очень даже может быть…
Конрад уже соскочил с коня. Тоже поклонился однорукому.
– И я рад видеть тебя, брат Томас. Но позволено ли мне будет узнать, где мастер Бернгард? Почему он не вышел встречать подмогу?
– Его нет, – коротко ответил однорукий рыцарь.
– Что?! – Конрад изменился в лице. – Он… он убит? Это его отпевали?!
– Господь с тобой, брат! – покалеченный тевтон в ужасе сотворил здоровой рукой крестное знамение. – Мастера Бернгарда просто нет в замке. Сегодня он вновь вывел за стены наших доблестных братьев, ибо нельзя…
Однорукий сглотнул и продолжил хрипло, сквозь зубы:
– … нельзя прощать злу сотворенное им. Нельзя давать покоя днем исчадиям тьмы, которые уничтожают добрых христиан ночью.
– Вылазка? – понимающе спросил Конрад.
– Вылазка, – кивнул Томас. – Большая вылазка. Братья выехали из замка поутру. Должны вернуться на закате.
– На закате? – нахмурился Конрад.
– Перед отъездом каждый дал обет искать и истреблять проклятых нахтцереров, покуда солнце не коснется горизонта. Я тоже непременно отправился бы с братьями, но рука… – Томас с сожалением глянул на левую культю, горестно вздохнул. – Меч-то я, слава Господу, держу по-прежнему крепко и оборонять замковые стены могу не хуже других. Но в конных вылазках мастер Бернгард участвовать мне воспрещает. Говорит, в походе и битве повод должен лежать в крепкой длани, а не болтаться намотанным на огрызок предплечья.
Всеволод покосился на Сагаадая. Вот уж кто спокойно управился бы с лошадью вовсе без рук – одними ногами. Но тевтонский рыцарь – это, конечно же, не степной кочевник. Однорукий тевтон в седле, пожалуй, и в самом деле много не навоюет.
– Я, несколько раненых и немощных братьев, небольшая часть стрелков и кнехтов оставлены здесь, дабы отдать последний долг павшим, приглядеть за замком и подготовить крепость к новому штурму, – продолжал калечный германец. – Но не будем об этом. Сейчас у нас милостию Божьей великая радость. Ты, брат Конрад, все же привел гостей и верных союзников, чьи клинки, вкупе с клинками Святого братства, не позволят пасть сему оплоту на пути тварей вековечной ночи.
Закончив витиеватую речь, Томас наконец повернулся к Всеволоду и Сагаадаю. Кастелян безошибочно распознал предводителей и приветствовал обоих сдержанным поклоном.
– Прошу простить за то, что заставил вас и ваших воинов ждать у ворот. В том не было ни злого умысла, ни желания обидеть или оскорбить. Времена-то нынче неспокойные. А когда ночи опасны, то разумный человек и днем стережется. Здешние разбойники, именующие себя черными хайдуками, могут пожаловать к крепости и при солнечном свете. Да и одиночка-вервольф в человеческом обличье, того и гляди, проберется незамеченным. Кто ж их знает – все ли они ушли отсюда из страха перед кровопийцами или кружат еще где-нибудь поблизости. Береженого, как известно, Господь бережет, а воинов мне мастер Бернгард оставил немного. Вот мы и опускаем решетки Серебряных Врат даже когда за стеной ведутся работы. Нескольких работников потерять все ж лучше, чем весь замок…
Всеволод поморщился. Такая логика ему была не по душе. Хотя с другой стороны… в чем-то, наверное, однорукий рыцарь прав.
Томас, видимо, заметил неодобрение, промелькнувшее на лице гостя, но понял его по-своему. Поспешил заверить:
– Разумеется, нерадивый страж, не сообщивший мне о вашем появлении сразу, будет наказан со всей надлежащей строгостью.
Кастелян кивком указал в сторону, где, понурившись, стоял кнехт – маленький, худенький, невзрачный человечек с изуродованным лицом. На правой щеке кнехта – не до конца зажившая рваная рана. Ни меч, ни копье такую не оставят, а вот упыриный коготь – запросто.
– Не стоит, – поспешил заступиться за провинившегося стража Всеволод. – Мы не в обиде. Думаю, имелась уважительная причина, по которой этот воин не осмелились вас потревожить. Я слышал колокольный звон.
Тяжкий вздох.
– Ну, вообще-то… Знаете, вы прибыли в тот момент, когда мы прощались с братьями, погибшими в бою.
В воздухе повисла неловкая пауза. Упрек – не упрек. Извинение – не извинение.
– Не карайте своего стража, – еще раз попросил Всеволод. – Пусть дальше спокойно несет службу.
Кастелян пожал плечами:
– Как вам будет угодно. Вы – гость. Долгожданный гость. Вам решать.
Едва заметным мановением руки Томас отпустил кнехта. Тот низко склонился – и не понять, то ли кастеляну, то ли Всеволоду предназначался этот поклон, – после чего быстро и бесшумно удалился.
Томас сокрушенно покачал головой. Все-таки радоваться великой радостию – той самой, которая милостию Божьей, – у однорукого рыцаря нынче не получалось.
– Прошлой ночью снова был штурм, – тиха проговорил кастелян. – Пало три рыцаря. Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков…
– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – эхом отозвался Конрад. – Я хорошо знал каждого. Все трое – доблестные воины и благочестивые христиане.
– Еще погибло девять человек, – добавил Томас. – Верные оруженосцы, славные стрелки, бесстрашные кнехты…
– Девять… – также негромко повторил Конрад. Нахмурился. – Три и девять. Двенадцать. Слишком много.
– Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.
Вновь несколько мгновений царила тишина.
Затем Томас вздохнул:
– Отбивать атаки все труднее. Нечисти становится больше, а людей остается меньше. Те же, кто еще жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью – битвы. Днем – вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.
– Теперь будет легче, брат Томас, – Конрад кивнул назад, на запыленных молчаливых всадников. – Подмога пришла.