— У Спенсеров всегда был лабрадор, хорошая сторожевая собака. Но его увезли вместе с Джеком в Гринвич, а миссис Линн Спенсер не хотела заводить другую собаку, — объяснил Мануэль. — Она говорила, у нее на животных аллергия.

Я подумала, что это неправда. В квартире в Бока-Рейтон есть фотографии, на которых она снята ребенком с собаками и лошадьми.

— Где держали собаку? — спросила я.

— Ночью ее оставляли во дворе, когда было не слишком холодно.

— Она лаяла на чужих?

Оба они улыбнулись.

— О да! — ответил Мануэль. — Миссис Спенсер говорила, что Шеп не только вызывает аллергию, но и производит много шума.

«Много шума, потому что возвещал ее ночное появление или потому что предупреждал всех и каждого о ночных появлениях других посетителей?» — подумалось мне.

Я поднялась.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы уделили мне время. Хочу, чтобы для каждого ситуация разрешилась наилучшим образом.

— А я молюсь, — сказала Роза. — Молюсь, чтобы Джек оказался прав и мистер Спенсер был жив. Молюсь, чтобы в конце концов с вакциной все получилось и тревоги по поводу денег улеглись. — Ее глаза вновь наполнились влагой, и по щекам заструились слезы. — И потом, я молю о чуде. Мать Джека не может вернуться назад, но я молюсь о том, чтобы мистер Спенсер и та красивая девушка, что с ним работала, были вместе.

— Замолчи, Роза, — велел Мануэль.

— Не замолчу, — дерзко молвила она. — Какой вред будет от того, если я скажу это сейчас? — Она взглянула на меня. — Всего за несколько дней до аварии самолета мистер Спенсер заехал домой после ланча, чтобы забрать кейс, который оставил дома. С ним была та девушка. Ее зовут Вивьен Пауэрс. Было понятно, что они влюблены друг в друга. Я за него порадовалась. В его жизни за последнее время случилось много плохого. Миссис Линн Спенсер недобрая женщина. Если мистер Спенсер все-таки умер, я рада, что хотя бы в конце жизни он знал: кто-то его очень любит.

Я оставила супругам свою визитку и уехала, пытаясь проанализировать услышанное.

Вивьен уволилась с работы, продала дом и отдала мебель на хранение. Она говорила мне, что хочет начать новую главу своей жизни. Но теперь я готова была поставить сотню долларов против цента, что эта глава будет открыта не в Бостоне. А как же ее слова о забытом письме от какой-то женщины, утверждавшей, что доктор Спенсер чудесным образом вылечил ее дочь?

Неужели и письмо, и пропавшие записи, и сказка о сломанной педали газа были частями детально разработанного плана, который должен был создать иллюзию того, что Ник Спенсер явился жертвой зловещего умысла?

Я вспомнила шапку из «Нью-Йорк пост»: «ЖЕНА РЫДАЕТ — НЕ ЗНАЮ, ЧТО И ДУМАТЬ».

Впору было предложить новую шапку: «СВОДНАЯ СЕСТРА ЖЕНЫ ТОЖЕ НЕ ЗНАЕТ, ЧТО И ДУМАТЬ».

22

Полы в коридорах хосписа при больнице Святой Анны были устланы мягкой ковровой дорожкой. Застекленная стена комфортабельной приемной выходила на пруд. Повсюду царила атмосфера безмятежности и покоя, разительно отличающаяся от того, что я видела в главном здании больницы и в другом отделении, где навещала Линн.

Пациенты, которых сюда привозили, понимали, что отсюда не выйдут. Они находились здесь, чтобы получить облегчение от своих страданий, насколько это в человеческих силах, и мирно уйти из жизни в окружении близких и самоотверженного персонала, готового также утешить и тех, кого они покидали.

Секретарша была удивлена, что я попросила встречи с директором без записи на прием, но все же дала разрешение. Безусловно, одно упоминание «Уолл-стрит уикли» открывает двери. Меня быстро провели в кабинет доктора Кэтрин Клинтуэрт, привлекательной женщины лет пятидесяти с рыжеватыми прямыми и длинными волосами. Сразу обращали на себя внимание ее глаза — холодного голубого оттенка, цвета воды в солнечный январский день. На ней был свободный вязаный жакет и подходящие по тону брюки.

Я вновь прибегла к отработанному приему и, извинившись за непрошеный визит, принялась объяснять, что пишу статью для «Уолл-стрит уикли». Однако женщина прервала меня жестом руки.

— Буду рада ответить на ваши вопросы о Николасе Спенсере, — сказала она. — Очень им восхищалась. Как вы понимаете, если бы рак удалось победить, мы были бы рады упразднить хосписы.

— Сколько времени Николас Спенсер работал здесь как волонтер? — спросила я.

— С тех пор как пять лет назад умерла его жена Джанет. Наш персонал мог бы ухаживать за ней дома, но, поскольку у нее был пятилетний сын, она решила, что лучше эти последние десять дней побыть у нас. Ник был очень нам благодарен за помощь не только Джанет, но и ему, и его сыну, и родителям Джанет. Через несколько недель он вернулся и предложил нам помощь.

— Должно быть, нелегко было включить его в график, учитывая, как много он ездил, — предположила я.

— За пару недель он приносил нам перечень свободных дней. Нам всегда удавалось к этому приноровиться. Ник очень нравился людям.

— Так он все еще числился волонтером, когда разбился его самолет?

Она замялась.

— Нет. Фактически он не был здесь примерно месяц.

— Была ли для этого причина?

— Я предполагала, что ему нужна передышка. В последние недели перед этим он, казалось, испытывал громадное давление.

Я чувствовала, что она тщательно взвешивает слова.

— Какого рода давление? — спросила я.

— Он казался нервным и напряженным. И говорила ему, что весь день работать над вакциной, а потом приходить сюда и быть с пациентами, умоляющими испытать на них вакцину, это для него чересчур тяжелое психологическое бремя.

— И он соглашался?

— Если и не соглашался, то, по крайней мере, понимал. В тот вечер он ушел домой, и я больше его не видела.

Меня буквально огорошил подтекст ее высказывания.

— Доктор Клинтуэрт, испытывал ли когда-либо Николас Спенсер свою вакцину на пациентах?

— Это было бы незаконно, — твердо ответила она.

— Сейчас не об этом. Я расследую возможность того, что Николас Спенсер мог столкнуться с насилием. Прошу вас, будьте со мной честной.

Помедлив, она ответила:

— Я убеждена, что здесь он давал вакцину одному человеку. По сути дела, точно знаю, что это так, хотя пациент не хочет признаваться.

Есть еще один человек, который, думаю, получал лекарство, но этот факт тоже категорически отрицается.

— Что произошло с тем человеком, который, по-вашему, определенно получал вакцину?

— Он уехал домой.

— Его вылечили?

— Нет, но, насколько я понимаю, у него произошла самопроизвольная ремиссия. Прогрессирование заболевания резко замедлилось, что случается крайне редко.