«А может, он просто хороший актер?» — спросил у меня же мой внутренний голосок.
Я прикинула, что и как, вспомнила, сколько раз случалось, что те, кому я так верила, в итоге оказывались совсем не теми, за кого я их сначала принимала, и вынуждена была признать правоту своего глубинного голоса:
«Да, возможно, Хопинов имеет какое-то отношение к случившемуся. Даже, вероятно, непосредственное. Но в таком случае он сильно сглупил, пригласив меня на свадьбу и попросив заняться расследованием. Я выведу на чистую воду виновного, и мне не важно, кто он такой. Даже если им окажется мой друг».
Покончив с внутренними дискуссиями, я снова собралась с мыслями и, зная теперь о том, что проверку следует начать с самых близких родственников и друзей жениха, решила отправиться к нему домой и побеседовать с теми, кто будет на это способен. Одним словом, сориентируюсь на местности. Родителей тревожить, может, и не стану, учитывая их угнетенное, если не сказать невменяемое состояние. Значит, придется за них отдуваться остальным родственникам.
Встав с лавочки, я закинула сумочку на плечо и поспешила к остановке. Там дождалась маршрутки и спокойненько уселась на предпоследнее свободное сиденье. Я очень надеялась, что хоть в маршрутке дорога окажется сравнительно удобной. Здесь некому толкаться, как в обычном автобусе, никто не будет топтаться по ногам и пытаться пристраиваться тебе на колени, никому не придется уступать место, как в трамваях. Ха, как бы не так! День у меня начался преотвратно, так же он и продолжался.
Сев в маршрутку, я только пару минут смогла дышать спокойно. А потом в салон, на последнее свободное место — и рядом со мной, между прочим! — влез пьяный и ужасно вонючий дед. И он начал всем рассказывать, какой он великий музыкант и как он сейчас работает на проспекте, даря всем якобы захватывающие своей красотой мелодии. Смех, да и только! Мелодии эти он наверняка исторгает из старого и рваного баяна, способного производить лишь хрип и шипение, а рабочим местом «музыканта» уж точно является любой участок на земле, на который брошена какая-нибудь грязная тряпица или же в лучшем случае установлен шатающийся стул. Одним словом, видели мы всех этих бродячих музыкантов, зарабатывающих себе на выпивку с закуской «искусством» выпрашивания милостыни — «Подайте, люди добрые, тому, кто не сумел доучить ноты».
Не знаю, как я выдержала всю эту пытку — противный дребезжащий голос, запах перегара, постоянное ерзанье старикана на сиденье. Но точно уверена: если хоть раз впоследствии я встречу этого горе-музыканта на проспекте, припомню ему все, что из-за него вынесла. Просто в тот момент очень уж не хотелось устраивать скандал в замкнутом пространстве. Да и что толку пьяному что-то говорить или доказывать — все равно что горохом в стену кидать. Благо ехать мне было недалеко. Вскоре показалась моя остановка, и с нескрываемой радостью я покинула маршрутку. Первым делом сделала глубокий выдох, а затем вдох, наполнив легкие свежим воздухом. И только потом отправилась на поиски квартиры, в которой проживал жених, то есть погибший Станислав Лапин. Адрес его у меня был, но вот бывать там мне еще не приходилось.
Чтобы не слишком плутать по закоулкам, тем более что на здешних домах почему-то таблички с номерами прибить никто не удосужился, я назвала адрес одиноко сидящей у своего подъезда старушке и попросила ее мне помочь. Та сразу указала на дом напротив, стоящий к данному «спиной». То есть подъезды в нем располагались с другой стороны, мне невидимой. К нему я и направилась.
Едва зайдя за угол этого дома, я почти сразу наткнулась на несколько по-свадебному украшенных машин. Правда, возле них никого не было, и вообще территория перед домом была пуста. Этот покинутый кортеж производил немного угнетающее впечатление. Наверное, уже все соседи знали, как закончилась едва начавшаяся свадьба.
Быстро дойдя до нужного подъезда, я поднялась на второй этаж и остановилась было возле двери Лапиных, собираясь надавить на звонок. Но тут заметила, что дверь не заперта вовсе. По всей видимости, близкие погибшего решили не запирать входную дверь, так как люди будут то и дело входить и выходить из квартиры, помогая теперь с организацией похорон. Ключей на всех не хватит, каждый раз кидаться к двери при звуках звонка не слишком удобно.
Посчитав такое решение вполне даже правильным, я осторожно толкнула дверь от себя, шагнула через порог и оказалась в маленькой прихожей, из которой в саму квартиру вела еще одна дверь. Ее я тоже попробовала открыть без стука, и это у меня вполне получилось. И вот я стояла в просторном коридоре, заставленном множеством пар обуви, и услышала доносившийся из внутренних помещений раздирающий душу плач. Мгновенно захотелось развернуться и уехать к себе домой, где было спокойно и тихо. Но я понимала, что не могу себе этого позволить хотя бы потому, что завтра часть гостей может уехать, и мне потом придется мотаться по городу, чтобы с ними побеседовать. Я ведь уже решила, что займусь этим делом.
Сделав над собой усилие, я прошла до кухни и заглянула в нее. Там стоял густой сигаретный дым, а все сидячие места занимали только лишь мужчины, погруженные в тяжкие воспоминания и пытающиеся успокоить свои нервы спиртным и куревом. Понять их было несложно, ведь кто как может, тот так и глушит душевную боль.
Тихонько кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, я спросила:
— Не скажете, где найти свидетеля со стороны… — чуть было не сказав «жениха», я быстро осеклась и не закончила фразу. Тем более что все и так поняли, кого я ищу.
— Если вам нужен Сергей Костромов, то он на балконе. Его до сих пор тошнит, — совершенно лишенным эмоций голосом сухо ответил мне один из мужчин и тут же снова принялся глядеть в рюмку, словно спрашивая у нее: «Сумеешь залить горе, сумеешь залечить рану?» Остальные присутствовавшие в кухне люди выглядели не менее обреченно и расстроенно и даже не смотрели в мою сторону.
У меня сжалось сердце, и я снова почувствовала себя здесь лишней и никому не нужной. У людей было горе, а я собиралась приставать к ним с какими-то вопросами, сама еще ничего толком не зная и лишь только подливая масла в огонь. Может, мне все-таки лучше уйти, дать им время опомниться, вернуться к действительности и прогнать из мыслей страшную картину взрыва? Пусть я потом буду вынуждена мотаться по разным адресам, а может, и по разным городам, чтобы что-то прояснить и уточнить, но зато сейчас не стану никого напрягать и притягивать к себе всеобщий гнев. Людям нужна разрядка, а я со своими расспросами очень даже подхожу, чтобы вызвать ее на себя.
Почти поддавшись порыву, я едва не сделала шаг назад, но тут же вспомнила, что детектив обязан идти по горячим следам и никогда не отступать. А потому, решив, «будь, что будет», направилась на балкон. Для этого мне пришлось пересечь зал, где собрались женщины, выглядевшие еще более плачевно, чем их вторые половины. У меня навернулись на глаза слезы, но я заставила себя отключиться от восприятия окружающего мира и, погрузившись в свои размышления, упрямо прошла к балконной двери. На меня никто даже внимания не обратил.
Выйдя на открытый балкон, я увидела одинокого молодого паренька, довольно хорошо сложенного, со светлыми, немного вьющимися на висках волосами. Лица его видно не было, так как, сидя на стуле, лбом он опирался на кольцо своих рук, лежащих на балконном ограждении. Парень либо не заметил меня, либо ему было все равно, во всяком случае, на мое появление он никак не отреагировал.