Капитан глубоко вздохнул, а потом усмехнулся, будто знал заранее, что она воспротивится его атаке.
– Итак? – произнес он с явной насмешкой. – Джек до сих пор не имел чести?
– Чести? – Эрика невольно прижала ладонь ко рту, сообразив, на что он намекает, и наградила Маккалема убийственным взглядом. – Разумеется, нет!
– Чего же он ждет?
– С какой стати вы решили, что я намерена обсуждать это с вами?
– Вы предпочли бы заниматься этим со мной? – Он рассмеялся, глядя на ее перепуганное лицо. – Как я уже говорил, вы очаровательная девушка.
– Молчите! Дайте мне подумать!
– Я вовсе не хочу, чтобы вы думали! – возразил капитан и снова потянулся к ней.
– Отстаньте! И ради Бога, возьмите это! – Эрика стянула с себя его рубашку и сунула ему в руки. – Оденьтесь, прошу вас.
Она ждала, что он наденет рубашку, но он сосредоточился совсем на другом. Он разглядывал ее в тонкой ночной рубашке, и Эрика почти слышала, как он перечисляет те части ее тела, которых касался. Или, быть может, воображает себе те, которых он едва не коснулся. Униженная и оскорбленная, Эрика выкрикнула:
– Это все бренди!
Повернулась и припустила бегом по песку к сравнительной безопасности своей комнаты, зажав руками уши, чтобы не слышать несущегося ей вслед хриплого смеха капитана.
Эрика не знала, как бы она поступила, если бы он осмелился преследовать ее. Может, воззвала бы к Абигайль. «Как настоящая ханжа, – осадила она себя. – Этот бандит знает теперь всю правду о тебе. Знает, что ты занималась с ним тем, чем не занималась с Джеком, и понимает, что ты этому радовалась».
Но Маккалем ее не преследовал, и, захлопнув за собой дверь, Эрика мрачно призналась себе, что он вовсе не бандит и не наглец. Он молодой вдовец с тремя детьми и вел себя так, как повел бы любой мужчина с девушкой, которая легко на это идет. Завернувшись в стеганое одеяло, хотя ночь была очень теплая, она, дрожа от возбуждения, вспоминала восхитительные ощущения, пережитые только что.
– Так будет у нас с Джеком в первую брачную ночь, – пообещала себе Эрика хриплым, до сих пор ей неведомым шепотом. – Этой ночью ты просто попробовала вкус наслаждения. Когда Джек заключит тебя в объятия и сделает своей женой, впечатления этой ночи поблекнут в сравнении с настоящей любовью.
Эрика сделала один глубокий вдох, потом второй, и тело ее, наконец, перестала сотрясать незнакомая до сих пор дрожь. Ничего подобного она не испытывала после поцелуев Джека – ни разу! – но не считала, что в этом виновата она. Джек мог бы целовать ее так, мог бы возбуждать ее как угодно – если бы захотел. Он предпочел не поступать подобным образом – и вот печальный результат!
Эрика была несколько смущена тем, что целовалась с мужчиной, которого она предназначала Саре, но решила смотреть на это как на некий эксперимент. В конце концов, ради чего она проделала весь этот долгий путь? Ради того, чтобы определить, может ли капитан Маккалем стать хорошим мужем. Не разумно ли заодно убедиться, что он может быть и замечательным любовником?
Вообще-то «миссия» Эрики, как определил это капитан Маккалем, заключалась в том, чтобы, во-первых, вызвать ревность Джека, а во-вторых, оценить романтические наклонности капитана. В результате одного лишь страстного, но вполне безобидного поцелуя она справилась с обеими задачами. И потому Эрика с простодушной усмешкой на все еще припухших губах достала перо и почтовую бумагу и принялась делиться приятными новостями со своей одинокой далекой подругой.
Всю свою жизнь капитан Маккалем стремился к сильным ощущениям и жаждал их разнообразия. Более всего его манило неожиданное. Почти тридцать лет своего существования он измерял событиями именно такого рода: в первый раз промчался по морским волнам со скоростью ветра, впервые поднялся на мачту во время урагана, совершил на «Ночной звезде» кошмарное плавание вокруг мыса Горн, в первый раз обладал женщиной, в первый раз женщина обладала им! И весь этот комплекс многообразных ощущений померк в сравнении с тем, что пережил он, когда понял, что бледная, слабенькая девушка с тихим голосом, Лили Линдстром, похитила его сердце.
Были потом и другие события, которые могли стать великими, но не стали. Ночь, когда родилась Полли, – они тогда едва не потеряли бедную Лили. Но рождение близнецов стоило ей жизни. Другие мужчины говорят о рождении детей как о чуде, но Дэниел не был одним из них. Его дети были чудом, это так, но их рождение стало адом – для Лили, для самого Дэниела, для Абигайль и для самих осиротевших малышей скорее всего тоже.
После смерти Лили не осталось почти ничего, что могло бы его возбудить или удивить. Дэниел начал думать, что такого уже не будет никогда. Драки, встречи, штормы, война – ничто его не волновало. И вдруг теперь волнение пробудила рыжая надоеда с пухлыми губами и гибким, податливым телом; она словно бы доказала ему, что жить еще стоит. Наутро после их пронзительного, полного страсти ночного поцелуя, стоя на песчаном берегу, он вынужден был признать, что никогда еще не чувствовал себя более живым и до глупости довольным собой.
Шон был прав: только женщина избавит его от душевного мрака. Но вовсе не так, как они оба считали. Дэниел не нуждался в том, чтобы уложить женщину в постель, этого ему как раз хватало. И ничего удивительного в этой области для него не существовало. Но Эрика Лейн удивила его сочетанием невинности и чувственности. Неприступности и одновременно полной доступности, пусть и на краткие мгновения. Ничего подобного он не знал прежде и в одно из таких мгновений вдруг понял, что жизнь еще может предложить ему новые задачи… и новые чувства.
Маккалем усмехнулся, вспомнив выражение золотистых глаз Эрики в ту секунду, когда он прижал ее к своему восставшему мужскому достоинству. Этот огонь был лучше настоящего золота! Однако истинная значительность момента заключалась в его высочайшей иронии: он, Дэниел, был мужчиной, который увидел этот огонь, но не мог принять его на свой счет. Это работа для Джека Райерсона – и добро ему пожаловать! И уж последнее, чего хотел бы Дэниел, был именно такой род бесконечной ответственности.
До сих пор избегать ответственности для него означало избегать девственниц из опасения, чтобы ни одна из них не предъявила на него определенных прав. Дэниел никогда даже не задумывался о возможной встрече с полной чувственного ожидания девственницей, обрученной с другим мужчиной, на долю которого и выпадала вся ответственность.
«И больше ты с этим не столкнешься, – заверил он себя с улыбкой. – Но она именно из таких. Тебе просто повезло. Будь благодарен судьбе, что оказался мужчиной, который поцеловал ее тогда, когда она больше всего этого хотела».
Улыбка Дэниела сделалась еще шире: он живо вообразил себе ночную сцену. Широко распахнутые глаза Эрики, ее трепещущее в ожидании тело, ее восхищение его грудью. К тому же перед тем, как она бросилась бежать к себе в комнату, он имел счастье разглядеть ее всю сквозь прозрачную ночную рубашку, особенно груди, напрягшиеся до того, что казалось, они вот-вот прорвут тонкую ткань. Картинку эту он будет долго вспоминать после того, как гостья покинет остров.