— Да! Я подумал, классная курточка. И все! Я ведь только из-за угла вылез — и сразу обратно. Неудобно стало… Решил, что этот мужик — из соседней фирмы, что в маленьком домике за кустами. Вышел он покурить, а я тут чего-то под окнами ползаю. Неудобно ведь! Я и ушел в переход. Теперь вот думаю: он и не курил вовсе, а только так стоял, чего-то выглядывал. Мне Дима говорил…
Тошик оборвал его:
— Хватит трепаться! Ты все это должен рассказать…
— В ментовке? Не буду! — заныл Женя. — Мама говорит, что в ментовке любого затаскают еще и дело какое-нибудь нераскрытое повесят!
— Ты и маме про блямбу ляпнул?
— Нет! Она просто так всегда говорит. У них в переходе каждый день заварушки. Вот она тамошним девчонкам и говорит: не связывайтесь с ментами. Да я не видел ничего! Никуда не пойду! Вот к вам зашел посоветоваться, а вы меня подставить хотите. Забудьте! Ничего я не видел!
— Дурак ты, — заключил Тошик.
Тут подала голос Саша:
— Женька, не отпирайся, ты многое видел. Главное, человека с блямбой живым видел и незадолго до его убийства. Да еще возле того места, где убийство произошло! Этот человек что-то высматривал на съемках, добрался до павильона, и там его…
— А-а-а! — испуганно застонал Женя.
На его непропорционально маленьком и худом лице остались одни выпученные глаза.
— Ты чего? — удивился Тошик.
— Его же убили, мужика этого! Я мертвых боюсь. Вдруг и меня убьют? Зачем только я вам признался! Сидел дома, думал, и так кому-нибудь рассказать захотелось… А вот теперь…
Разумная Саша тут же нашла выход для свидетеля, который боялся мертвых.
— Мы с Тошкой сейчас как раз идем к одному человеку, — сказала она. — Он не из милиции, но вроде того, и в подобных вещах разбирается. Вот его и спросишь: то, что ты человека в ветровке видел, важно или нет?
Женя поартачился, но все-таки признал, что свой секрет все равно выболтал. Теперь ему не помешает дельный совет! Решили идти втроем.
Самоваров был очень удивлен, когда в его мастерскую ввалилась такая странная группа визитеров. Он опасался, что явится вслед за ними и мама-стоматолог с пирогом. Поскольку он ничего не делал (и не собирался делать), чтобы отвадить Тошика от Катерины Галанкиной, получение нового пирога или бутылки поставило бы его в двусмысленное положение.
Но вскоре он понял, что заботы у его гостей нешуточные.
Женя Смазнев, пока плелся за Тошиком по улице, все время канючил, что ему пришьют дело, что теперь он не уверен, видел ли кого-то в тот день под деревом, что покойник все равно скончался и Женины муки не пойдут ему впрок. У дверей музея он окончательно перетрусил и отказался идти дальше.
— Не будь тряпкой, — посоветовал Тошик. — Ты принял решение. Когда на что-то решишься, потом уже не так страшно, по себе знаю. Я вот продал сегодня свою картину. Два дня ее писал — можно сказать, полотно года. Просмотр на носу, без этой работы мне пара по живописи светит. Но я решился! Продал! И не жалею.
— А продал почем? — заинтересовался Женя.
— Пять кусков, — небрежно бросил Тошик.
— Не хило! — одобрил Женя.
В ценах на живопись он не разбирался, но счел в уме, сколько мисок гуляша надо ему снести в переход, чтоб получить такие же деньги.
— Может, и мне заплатят? — вздохнул он. — За сведения. Или, наоборот, чтоб я молчал…
— Ты и в самом деле дурак, — сморщила носик Саша. — Тошка, тащи его по лестнице!
Вот так, ведя Женю под белы руки, они и появились у Самоварова. Уют мастерской, ее странные ароматы, часы с маятником и тугим медным боем, диван на собачьих лапах и прочие диковины понравились Жене. Они затмили в его сознании и вывернутые глаза на снимке покойника, и даже страх, что пришьют дело. Он довольно толково описал человека под деревом и его ветровку с блямбой.
— И ты решил, что этот человек вышел покурить из соседнего здания? — спросил Самоваров.
— Ну да, — ответил Женя. — Теперь вот думаю, что он и не курил, потому что черемухой пахло, а сигаретой нет. Но он стоял так, как стоят курящие мужики. И дверь в том домике была открыта. Точно была!
— А лица мужика ты, значит, не запомнил?
— Зачем мне его лицо? Вот курточка у него была классная. И машина в аллейке стояла неплохая.
— Машина? — переспросил Самоваров. — Что за машина?
— Бумер. БМВ, — вдруг пояснил Тошик.
— Ты что, тоже эту машину видел? — удивился Самоваров.
— Не слепой! Видел. К ним, к фирме этой, обычно фургоны, «газели» и всякая шелупонь подъезжает. У хозяина — белый «кореец», «хюндай». А тут вдруг синий бумер прикатил.
Самоваров только руками развел:
— Ну, братцы, озарение нашло на вас сегодня! Какой-то прорыв в памяти. Давайте-ка сначала разберемся с бумером…
Саша во время Жениных признаний неслышно сидела в уголке, как она это умела. Но когда дело дошло до каких-то бумеров, она сразу вскочила:
— Тошка, чего ты всякую ерунду несешь? Бумер, «кореец»! Мы тут время теряем, а он, может, уже едет.
— Кто едет? Откуда? — не понял Самоваров.
— Да Саша же Рябов! Мы зачем к вам пришли? Надо, чтоб вы со своим другом майором Сашке сказали, что он ни в чем не виноват. Вы же можете! Майор вас послушает! Тогда Сашка может никуда не ехать, а спокойно продолжать сниматься в сериале.
Самоваров разочарованно покачал головой. После первой встречи он было решил, что Саша спокойная и рассудительная девушка, а она, оказывается, такая же запальчивая фантазерка, как и ее мать.
— Погодите! — сухо сказал он. — Вы что-то путаете. Нет у меня никаких собственных, карманных майоров. Я никому не могу внушать совершенно мне непонятные мнения о чьей-то невиновности. Я не могу влиять ни на чьи съемки в сериале.
— Не можете? — возмутилась Саша. — А как же тогда Саша? Ведь он уедет! Он говорит, что случилось что-то такое, что он должен бросить все и бежать. Что-то такое нехорошее с ним произошло, что он никому об этом рассказать не может. Вы считаете, это пустяки?
— Не пустяки, — помрачнел вдруг Самоваров. — Похоже, вы правы: надо поспешить к Рябову, поговорить с ним. Жаль будет, если мы опоздаем.
Общежитие театрального института помещалось в дряхлом краснокирпичном особняке о двух этажах. Говорят, в старину особняк принадлежал образцовому приюту. Генерал-губернаторши приезжали сюда по праздникам и привозили детям подарки — конфеты, орехи и штопальные грибки.
Поверить в такое предание было легко. Снаружи домик выглядел славно — веселые помидорного цвета стены, парадный вход, двери которого безвозвратно заколочены еще при сиротах. Зато внутри царила скудная прямизна линий. Длинные коридоры пронзали дом навылет. Они были ровны, гладки и унылы, как честная бедность.