— И все же этого недостаточно, чтобы…
— Нет. Вы его не знаете. Повторяю, он очень умен! Он начал расспрашивать, где я была в шестнадцатом году, когда он звонил из Лондона и сообщил, что его посылают домой на поправку после ранения. Видите ли, тогда меня не было дома… и потом не было, когда он звонил во второй раз, чтобы сказать, что возвращается на фронт. Он снова и снова спрашивал, где я была, что я делала, с кем я была… Пока ответом ему не послужило само мое молчание! После этого он, должно быть, как-то узнал, что я родила ребенка, и начал дарить мне подарочки со смыслом — синий детский платок, погремушку для прорезывания зубов, лошадку-ка чалку, которую он, по его словам, нашел в Эдинбурге и решил, что она мне понравится. Слуги думали, что он хочет завести детей, как только я поправлюсь. Но я больше не могу иметь детей! Сестра, которая купала меня… доктор… должно быть, кто-то сказал ему, что у меня был ребенок.
Ратлидж покачал головой:
— Нет, скорее всего, он сам что-то выяснил. Вы встречались с Фионой? Как-то поддерживали с ней отношения?
— Иногда мы встречались по ночам у дозорной башни. Но перестали после того, как Алекс вернулся домой. Драммонд… он хранит верность мне и моей семье. Он никому не рассказал бы то, что знал. Видите ли, это Драммонд привез меня домой из Ланарка, когда мне стало немного лучше и я смогла отправиться в путь. А сестра ревновала его к Фионе. Иногда ревнивцы все как-то угадывают… Алекс — мастер выведывать тайны. Его ведь готовили на шпиона.
— И травля Фионы стала пробой, испытанием?
— Вы имеете в виду анонимные письма? Сначала — да. Он хотел, чтобы я сломалась и сказала ему то, что он хотел узнать. Но я молчала, и все нарастало как снежный ком. Он очень искусно обрабатывал мистера Эллиота и Оливера — и прокурора, и других влиятельных людей, насколько мне известно, — пока они не поверили, что до всего дошли сами! После того как Маккинстри не заглянул в конюшню, это Алекс убедил инспектора Оливера вернуться. Он напомнил ему о тех старых убийствах, которые случились у нас еще до войны, но их тогда так и не раскрыли. Оливер тогда очень страдал. Алекс точно знал, что где-то должны быть спрятаны якобитские кости, — он прочел о них в бумагах моего отца. Находка должна была положить конец сомнениям, тем более что Оливеру страстно хотелось найти труп. И вот пока это все происходило, Алекс каждый вечер приходил домой и подробно рассказывал, как еще он испортил жизнь Фионе… И следил за мной, пока я не уползала куда-то в уголок, пытаясь скрыть тревогу!
— Миссис Холден… откуда ваш муж знает Элинор Грей?
— Я вовсе не уверена в том, что он с ней знаком. О ней он никогда не заговаривал.
— Есть улики, которые указывают на то, что именно он повез ее на север после гибели капитана Бернса. Если это сделал он, возможно, он — последний, кто видел ее в живых. Я пришел к выводу, что он охотится за мальчиком, потому что тот может унаследовать состояние Элинор, как только решат, что он ее сын.
— Он точно знает, что Иен мой… Им движет месть, а не жажда денег! — воскликнула миссис Холден и прижала пальцы к глазам, как будто глаза болели. — Мне не хватает сил думать еще и о мисс Грей. Мне хватает своих горестей. — Она выглянула в окно. — Я не должна была рожать! Вы знаете, что вначале я даже поехала в Глазго… с Фионой. Нашла место, где делали аборты. Не важно, как я о нем узнала, — еще одна бедная женщина, которая дошла до последней степени отчаяния, ездила туда, а позже доверилась мне. Но я не смогла через это пройти. Видите ли, я любила отца Иена. Несмотря на страх, что все станет известно, я любила его отца… — Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. — И до сих пор его люблю…
Хэмиш мрачно произнес: «Холден ее в гроб загонит… вполне вероятно, что она умрет еще до суда над Фионой! Он что же, не понимает, как рискует?»
«Не думаю, — ответил ему Ратлидж. — Если его жена преждевременно умрет, она испортит ему удовольствие. Он хочет узнать имя ее любовника, он хочет, чтобы его жена видела, как из-за нее невинная женщина умирает страшной смертью. Будь он проклят!»
Но вопреки сказанному миссис Холден, Ратлидж считал: Холден знает, что в Гленко лежит труп Элинор Грей. Возможно, ему даже хватило ума сообразить, как кстати нашлись останки. Исключительно точный способ наказать Фиону и самому избавиться от прошлого. Трудность в том, что доказать его причастность будет нелегко!
Он встал:
— Миссис Холден, что мне сделать? Я не могу арестовать вашего мужа и предъявить ему обвинения… в том, что именно он стоит за несчастьями, постигшими Фиону Макдоналд. Ведь у нас есть только ваше слово против его. И все поверят именно ему, если он скажет, что у вас слабое здоровье и что болезнь повредила ваш рассудок.
— Должен быть какой-то способ его остановить! Вы… Так больше не может продолжаться! Невыносимое бремя… Жизнь Фионы на моей совести, но я не могу купить ей жизнь, не погубив своего ребенка! Я возненавидела Алекса… но он жернов у меня на шее, от которого я не могу освободиться.
«Вы способны убить кого-нибудь ради меня?»
Ратлидж явственно услышал голос Фионы.
— Скажите… до рождения сына вы жили в Брее?
Она кивнула:
— Я была отчаянно влюблена. Он… отец Иена… какое-то время пробыл в Глазго, и мы с ним встречались, когда могли. Я была счастлива. Здешний дом я заперла… у меня появился предлог после того, как лошадей реквизировали, а слуги разъехались.
— Что за инициалы на крестильной рубашке?
— Мое девичье имя. Я урожденная Маделин Элизабет Марджори Колтон. Но я побоялась называться девичьим именем в Брее или в клинике. Потому что, понимаете ли, отец ребенка вернулся на фронт… он служил во флоте… а вскоре его убили. — Она долго молчала, ей пришлось заставить себя продолжать. — Он умер, и оказалось, что я жду ребенка. Я пробыла в Брее, пока могла, и старалась как можно лучше скрывать беременность. Потом сняла номер в отеле в Глазго и жила там до того времени, как настала пора ехать в клинику. Я больше нигде не смела рожать. Если бы Алекс погиб, я бы, разумеется, заявила, что Иен — его сын. Но Алекс выжил, и я не имела права рисковать. Если бы я не познакомилась с Фионой… если бы она не согласилась взять ребенка и выдать его за своего… я убила бы нас обоих. И мальчика, и себя.
Ратлидж покинул миссис Холден, охваченный дурным предчувствием. Он тревожился за нее, боялся, что, когда Александер Холден вернется домой, он снова что-то заподозрит по ее лицу. И очень скоро узнает, что здесь побывал Ратлидж. Он умен и сразу догадается, в чем дело. Миссис Холден очень слаба. Что он предпримет? Будет и дальше запугивать ее или поймет, что столкнулся с силой, которая ему не по зубам?
«Что бы он ни сделал, — сказал Хэмиш, — помешать ему невозможно. Ты не можешь идти к Оливеру, пока не узнаешь, что раскопали про Холдена в Лондоне! Ты не можешь идти к прокурору без доказательств. Холден здесь на своем поле, он знает, что делать…»