Луиза снова двинулась вверх по лестнице. У нее отчаянно болела голова, тело вроде бы лишилось всех жизненных сил. Необходимо забыть о чужих проблемах. Этот брак дал трещину много лет назад, возможно даже, он никогда не был полноценным. В любом случае все это ее больше не касается. Последнее поручение, и она будет свободна. У нее есть более важные проблемы. Она должна вернуть себе трон, уничтожить заговорщиков. Вероятно, следует подумать о конституции, чтобы ничего подобного больше никогда не могло повториться в Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофе.
Неудачный брак английского аристократа – не ее дело.
Дверь в детскую была приоткрыта. Луиза громко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
В игровой комнате было темно и пусто, все игрушки находились на своих местах. Свет был зажжен в спальне Филиппа, и оттуда доносился негромкий голос леди Сомертон. У Луизы заныло сердце.
Но она не остановилась, понимая, что это обойдется ей слишком дорого. Если задержится, то скорее всего повернет назад. Поэтому она подошла к двери и открыла ее. Головы леди Сомертон и Филиппа повернулись к ней. На лицах и матери, и сына было написано удивление.
– Мистер Маркем, что вы здесь делаете? – спросил Филипп.
Луиза решительно кашлянула, чтобы не подвел голос:
– Ваша милость, граф передает вам свои наилучшие пожелания и просит спуститься к нему в кабинет.
Леди Сомертон, не выказывая ни намека на беспокойство, закрыла книгу, которую читала сыну.
– Сейчас?
– Да, если, конечно, вы закончили чтение. – Она не могла заставить себя посмотреть на Филиппа, заглянуть в его черные глаза, так похожие на глаза отца.
– Папа хочет тебя видеть? – недоверчиво спросил он.
– Судя по всему, да, – ответила леди Сомертон. Она положила на стол книгу, погасила лампу и наклонилась, чтобы поцеловать сына. Луиза отвела глаза.
– Тогда тебе лучше пойти, – проговорил Филипп в темноте. – Надеюсь, он не будет сердитым.
Послышался шелест шелка.
– Я тоже надеюсь, любовь моя. Спокойной ночи.
Луиза вышла из комнаты. Леди Сомертона молча следовала за ней. За всю дорогу она не произнесла ни слова. В гробовом молчании они дошли до кабинета, из-под двери которого виднелась полоска света.
Луиза постучала.
Ответа не последовало.
Она открыла дверь. В кабинете было пусто.
– Он сейчас спустится, – сказала она.
– Конечно, – спокойно согласилась леди Сомертон и вошла в комнату.
Луиза молча смотрела, как леди Сомертон опустилась в кресло, стоящее у массивного письменного стола ее супруга, – словно школьница, вызванная в кабинет директрисы. Она сидела очень прямо и была больше похожа на принцессу, чем сама Луиза.
– Доброго вам вечера, ваша милость.
– И вам доброго вечера, мистер Маркем, – ответила леди Сомертон, не повернув головы.
Луиза обвела прощальным взглядом кабинет графа Сомертона, в котором провела за работой так много часов. Простая мебель, книжные полки, мраморный камин, большой стол хозяина, ее столик. Все это вначале казалось ей пугающим, а теперь стало знакомым и почти родным. Перед ее мысленным взором предстал хозяин кабинета – надменный, властный, решительный. И далекий, как Цезарь.
Луиза тихо вышла из комнаты и закрыла тяжелую дверь. Какое-то время она стояла, прислонившись спиной к двери, – как и при их первой встрече.
А теперь она покидает этот дом.
Девушка отошла от двери и медленно побрела по коридору. Вокруг никого не было. Похоже, она сумеет спокойно вернуться в свою комнату и собрать вещи. Но когда вышла в холл, ее окликнул лакей.
– Да? Что случилось?
– Вам принесли записку, сэр. Минут десять назад. – Это был Джон, новый лакей, кузен Аннабел, – великан с прямыми каштановыми волосами и простым бесхитростным лицом. За три недели, которые он проработал в доме, Луиза так и не решила, каков этот человек – беспросветно глупый или необычайно хитрый. В руке он держал сложенный листок бумаги.
– Спасибо. – Она постаралась вести себя прилично и не выхватывать записку у него из рук.
Джон продолжал стоять перед ней, опустив руки, пока она разворачивала бумагу. Его физиономия ничего не выражала.
– Ты ждешь ответа? – резко спросила она.
– Нет.
Луиза быстро прочитала поспешно написанную строку:
«Встречаемся у Арки Веллингтона. Поторопись. Д.».
Темная клякса испачкала нижний левый угол записки – как раз под буквой «Д».
– Маркем?
Резкий окрик графа Сомертона заставил Луизу подпрыгнуть. Дрожащими руками она кое-как сложила листок, убрала его в карман и обернулась на голос:
– Да, сэр?
Граф стоял на ступеньках лестницы. В темноте холла он был еще больше похож на Цезаря, чем за столом в кабинете. На его лице читалось величайшее негодование, но Луиза почувствовала, что это не гнев, а горе.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Нет, сэр. Просто я получил записку от тетушки.
– Она в опасности?
Луиза уже открыла рот, чтобы сказать «нет», но в последний момент передумала:
– Боюсь, что да, сэр. Мое присутствие необходимо немедленно.
Граф махнул рукой:
– Тогда поезжайте. Джон, немедленно найдите извозчика для мистера Маркема и позаботьтесь, чтобы ему заплатили за работу. Вы желаете, чтобы Джон сопровождал вас, мистер Маркем?
Он произнес эти слова резким, почти грубым голосом, но эта неожиданная забота едва не сломила Луизу, охваченную страхом, измученную неизвестностью, промерзшую до костей. Она с трудом проглотила комок в горле и только после этого смогла заговорить:
– В этом нет необходимости, сэр. Спасибо.
– Не стоит благодарности, – поморщился граф и возобновил свой путь в направлении кабинета. – Просто у меня нет времени разбираться с визитами констеблей, вот и все.
Поздним вечером в феврале площадь Гайд-Парк-корнер обычно бывает пустой: здесь появляется только случайный извозчик или припозднившийся бизнесмен, возвращающийся к семье в Кенсингтон. Но сейчас она бурлила активностью: множество лошадей, экипажей и констеблей. Повсюду сновали люди, слышались крики.
– Здесь что-то случилось, – сказал кучер безразличным тоном многоопытного лондонского извозчика и остановил кеб на углу Грин-парк. – Дальше проехать нельзя.
Луиза рванулась к дверце:
– Выпустите меня немедленно!
– Хорошо, приятель, хорошо, как скажете! – пробормотал кучер и распахнул дверцу. – Я буду ждать на углу! – крикнул он, но Луиза, не обращая внимания на постоянно усиливающуюся головную боль и оттягивающую руку тяжелую сумку, уже бежала вперед, лавируя между полисменами, фонарными столбами и группами зевак.