— Твоя склонность к противоправным действиям всем известна, лейтенант.
— Да, конечно, сэр. А пока я считаю, что у нас есть более важные дела, чем обсуждение моей склонности к противоправным действиям, интересующего вас баллотирования и даже того, что ван Рис в настоящий момент уже находится в воздушном пространстве Франции. Ван Рис передал террористам из FFF все, что они хотели знать о плотинах, дамбах и шлюзах, и теперь эти люди в ней не нуждаются. Важно то, что он также был связан с теми, кто собирается устроить взрыв в королевском дворце. Теперь мы уверены, что братья Аннеси работают в сговоре с последними. Именно Жюли предположила, что это не простое совпадение. Должен признать без ложной скромности, что подобная мысль мне также приходила в голову.
— Твоя скромность делает тебе честь, лейтенант.
— Спасибо, сэр. Сейчас мы можем быть почти уверены в том, что имеем дело не с тремя организациями, а с одной. Это должно все упростить и помочь нам справиться с ситуацией.
— Ну конечно, конечно. — Де Грааф бросил на лейтенанта взгляд, далекий от восхищения. — Только как?
— Как? — задумчиво переспросил ван Эффен. — Я не знаю.
— Господи, спаси Амстердам! — пробормотал полковник.
— Что вы сказали, сэр?
Стук в дверь помешал де Граафу ответить. Валкен открыл дверь и впустил высокого, худого, аристократического вида джентльмена с седеющими волосами в очках без оправы. Де Грааф поднялся и сердечно приветствовал его.
— Хью, друг мой! Так любезно с твоей стороны прийти сюда, тем более так быстро! Я полагаю, что причинил тебе большое неудобство своей просьбой.
— Вовсе нет, друг мой, вовсе нет. У специалистов по пластической хирургии пациенты не умирают на месте, у нас почти не бывает срочных операций. Обычно пациентам приходится ждать до полугода. А при таком расписании нетрудно время от времени втиснуть внепланового пациента.
Де Грааф представил присутствующих Друг другу.
— Профессор Джонсон, лейтенант ван Эффен, лейтенант Валкен.
— А, лейтенант ван Эффен. Полковник мне уже объяснил, что вам нужно. Должен сказать, что требования довольно необычные, даже для нашей профессии. Для нас более привычно удалять шрамы, а не наносить их. И, тем не менее…
Профессор посмотрел на шрам на лице ван Эффена. Достал увеличительное стекло и осмотрел шрам более тщательно.
— Неплохо, очень даже неплохо, мой друг. У вас своего рода артистический талант. Меня бы вы, конечно, не провели, потому что я всю жизнь изучаю шрамы и видел их огромное количество, причем самых разных. Но что касается любителя, не специалиста по пластической хирургии… Я не думаю, чтобы любитель усомнился в подлинности этого шрама. Позвольте мне осмотреть жуткую рану, которую скрывает перчатка на вашей левой руке. — Профессор внимательно осмотрел руку. — Клянусь Юпитером, это еще лучше! Вас можно поздравить. Очень удачно, что у вас повреждена именно левая рука, не правда ли? Но в преступных умах все же могут зародиться подозрения. Вы же правша?
Ван Эффен улыбнулся.
— Вы что, можете это определить, просто посмотрев на меня?
— Могу сказать, что левши обычно не носят плохо скрытых пистолетов под левой под мышкой.
— Теперь уже поздно что-то менять, сэр. Меня уже знают как человека с черной перчаткой на левой руке.
— Н-да, понимаю. Шрамы у вас неплохие. Беда в том, что они могут быть подвергнуты своего рода проверке. Их могут попробовать поцарапать или провести по ним губкой с мылом.
— Достаточно будет горячей воды с мылом.
— Как вы знаете, в нормальных условиях, чтобы получить несмываемые шрамы, требуется несколько недель. Как я догадываюсь, временем вы не располагаете. Полковник, это у вас не бренди?
— Бренди. Полковник наполнил рюмку.
— Мы обычно не сообщаем об этом широкой публике, но перед операцией… вы же понимаете…
— Перед операцией?
— Это пустяк, — успокоил ван Эффена Джонсон.
Он отпил бренди и достал металлический ящичек, в котором оказалось множество блестящих хирургических инструментов, некоторые из которых были очень миниатюрными.
— Несколько подкожных инъекций с инертными красителями. Обещаю вам, что никаких рубцов, никаких припухлостей не будет. Не будет и местной анестезии. Так будет лучше. — Хирург снова осмотрел шрам на лице лейтенанта. — Новый шрам будет иметь то же расположение, тот же вид, что и прежде. Для шрама на руке это несущественно — его никто прежде не видел. На руке я вам сделаю еще более жуткий шрам, чем тот, что у вас есть сейчас. Вам понравится. А теперь мне нужны горячая вода, мыло и губка.
Двадцать пять минут спустя Джонсон закончил свою работу.
— Нельзя сказать, что это шедевр, но он вам послужит. По крайней мере, эти шрамы никто не смоет и не соскребет. Взгляните, лейтенант.
Ван Эффен подошел к зеркалу, посмотрел, кивнул и вернулся на место.
— Первоклассная работа, сэр! Просто копия того, что у меня было!
С мрачным восхищением он осмотрел свою «изуродованную» левую руку.
— То, что надо! При такой замечательной работе неловко спрашивать, но все же… как долго эти шрамы продержатся?
— Они не вечные. У этих красителей совсем другой химический состав, не такой, как у краски, которой пользуются для татуировок. Время рассасывания краски — от двух до трех недель. На вашем месте, лейтенант, я бы не беспокоился — эти шрамы вам идут.
Де Грааф и ван Эффен встретились с профессорами ван Гентером Дамом, Бернардом Спаном и Томасом Спанрафтом в гостиной дома ван Дама. Эти люди вовсе не были похожи на профессоров. Точнее, эти ученые выглядели не так, как, по общепринятому мнению, должны выглядеть профессора. Они были чем-то средним между преуспевающими бизнесменами и крепкими голландскими бюргерами. Все трое казались похожими друг на друга. У всех был лишний вес. Все были жизнерадостными и раскрасневшимися — может, потому, что в комнате было жарко, а может быть, благодаря бутылке вина, которая энергично двигалась по кругу.
Заговорил ван Дам.
— Ну, джентльмены, похоже, у нас есть интересующие вас ответы. Получить их было совсем не сложно. В нашей стране есть специалисты по восточным и западным языкам. Особенно много специалистов по Восточным языкам — наши ученые занимались азиатскими языками в течение нескольких веков и накопили огромный опыт. Профессор Спанрафт специально приехал из Роттердама. В вашем деле знания восточных языков не требуется. Я могу начать наш рассказ, внеся свой скромный вклад в это дело.
Хозяин дома посмотрел на ван Эффена.
— Я хочу рассказать о джентльмене, которого вы встретили в ресторане и который присвоил себе столь необычное имя, как Хельмут Падеревский. Он не голландец и, скорее всего, не поляк. Этот человек, по-видимому, из Южной Ирландии. Точнее, он житель Дублина. Что заставляет меня сделать подобный вывод? В течение года я по приглашению читал лекции и занимался исследованиями в университете Святой Троицы, в Дублине. Бернард, теперь твоя очередь.