– Хороший обзор надежнее потаенного укрытия, – возразил Турин. – Далеко видно с горы Амон Руд. Что ж, Мим, я пойду погляжу, чем ты можешь похвастаться. Долго ли нам, неуклюжим увальням, добираться туда?
– Весь день до сумерек, если пустимся в путь, не мешкая, – отвечал Мим.
Вскорости отряд выступил на запад; Турин шагал впереди бок о бок с Мимом. Выйдя из-под прикрытия леса, дальше двинулись они крадучись, но вокруг царило безмолвие – казалось, все вымерло в тех краях. Изгои миновали каменные завалы и стали карабкаться вверх, ибо холм Амон Руд стоял на восточной окраине высокого верескового нагорья, что поднималось между долин Сириона и Нарога, а над каменистой пустошью у основания нагорья гребень его вознесся на тысячу футов и выше. С восточной стороны неровная местность постепенно повышалась до скальных гряд, среди которых тут и там укрепились в камне купы берез и рябин, и векового боярышника. А дальше, на пустошах и по нижним склонам Амон Руд густо рос аэглос; но крутая серая вершина оставалась голой, лишь алый серегон плащом одевал камень.
День уже клонился к вечеру, когда изгои приблизились наконец к подножию горы. Подошли они с севера, как вывел их Мим, и луч заходящего солнца озарил гребень Амон Руд, а серегон был весь в цвету.
– Глядите! Кровью обагрена вершина, – воскликнул Андрог.
– Пока еще нет, – возразил Турин.
Солнце садилось; в лощинах угасал свет. Теперь гора нависала прямо над ними, и гадали изгои, зачем нужен проводник, если веху столь приметную и без того не пропустишь. Но Мим повел их дальше, и, взбираясь по последним крутым подъемам, приметили они, что гном следует еле заметной тропкой, отыскивая ее по тайным знакам либо в силу давней привычки. Теперь тропа петляла туда-сюда, и, озираясь по сторонам, видели путники, что справа и слева разверзаются темные ложбины и расщелины, либо склоны резко понижаются, переходя в загроможденные каменными завалами пустоши, где среди зарослей ежевики и терновника таились обрывы и ямы. Без проводника изгои проблуждали бы тут не один день, карабкаясь по неприступным склонам в поисках дороги.
Наконец вышли они к подъему более крутому, зато ров ному. Прошли они под сенью вековых рябин и углубились в галереи длинных стеблей аэглоса — в полумрак, напоенный сладким благоуханием. И вдруг воздвиглась перед ними каменная стена, гладкая и отвесная, около сорока футов в вышину – хотя на глаз не определишь, ибо небо терялось в сумерках.
– Это и есть двери твоего дома? – спросил Турин. – Говорят, гномы любят камень. – И он шагнул ближе к Миму, опасаясь подвоха.
– Не двери дома, но ворота во внутренний двор, – возразил Мим.
И прошел он вдоль основания утеса направо, а через двадцать шагов внезапно остановился, и увидел Турин рас щелину – непогода либо руки мастеров придали ей такую форму, что две каменные грани как бы перекрывали друг друга, а проем между ними уводил налево. Вход занавешивали длинные вьющиеся растения, пустившие корни в трещинах сверху, а внутри начиналась крутая каменистая тропа – и уводила она вверх, в темноту. Было там промозгло и сыро; вниз по тоннелю тонкой струйкой сочилась вода.
Один за другим изгои поднялись по тропе. Дойдя до верха, дорога свернула направо и снова на юг, и через заросли терновника вывела путников на зеленую поляну, пересекла ее и нырнула в тень. Так пришли они в жилище Мима, Бар-эн-Нибин-ноэг, память о котором сохранили разве что древние предания Дориата и Нарготронда, а увидеть его своими глазами не доводилось доселе никому из смертных. Уже сгущалась ночь, на востоке высыпали звезды, и разглядеть, как устроено это странное место, до поры не удавалось.
Гору Амон Руд венчал скальный гребень: каменная громада, похожая на заостренный колпак с голой, плоской верхушкой. На северной его стороне выдавался уступ, ровный, почти квадратный; разглядеть его снизу было не возможно: сзади его стеной прикрывал гребень, а на западе и востоке каменная площадка заканчивались отвесными обрывами. Только с севера, откуда и пришли изгои, можно было с легкостью подняться сюда – если знать до рогу. От «ворот» вела тропинка – очень скоро она ныряла в рощицу карликовых берез на берегу прозрачного озерца в каменной чаше. Питал озеро ручей – пробившись из-под каменной стены, он струился по промытому желобку и белой нитью переливался через восточный край уступа. Под прикрытием деревьев, подле источника, промеж двух высоких каменных опор зиял вход в пещеру. Казалась, это – всего-то навсего неглубокий грот с низким полуразрушенным сводом, но дальше пещера углублялась и расширялась: далеко пролегли туннели, прорубленные в скале неспешными руками Малых гномов за долгие годы, что прожили они здесь – пока не докучали им Серые эльфы лесов.
В густеющих сумерках Мим провел своих спутников мимо озерца, в котором уже отразились неяркие звезды среди теней березовых крон. У входа в пещеру он обернулся и поклонился Турину.
– Добро пожаловать, господин! – промолвил он. – Добро пожаловать в Бар-эн-Данвед, Дом-Выкуп. Ибо так отныне и зваться ему.
– Может статься, что и так, – отозвался Турин. – Но сперва погляжу я на него.
И Турин вошел внутрь вместе с Мимом, а остальные, видя, что вожак не побоялся переступить порога, поспешили следом: даже Андрог, который не доверял гному более прочих. Вскоре оказались они в непроглядной темноте, но Мим хлопнул в ладоши и из-за угла выплыл огонек – из коридора в глубине внешнего грота появился еще один гном с факелом в руках.
– Ха! Вот так я и думал, что промахнулся! – посетовал Андрог. Мим же быстро переговорил со вторым гномом на своем собственном резком и хриплом языке. Вести, похоже, немало его встревожили или рассердили: он опрометью кинулся в коридор и исчез. Теперь и Андрог всецело склонялся к тому, чтобы идти вперед.
– Нападем первыми! – воскликнул он. – Там их, чего доброго, целый улей; зато они ростом не вышли.
– Там их только трое, сдается мне, – отозвался Турин и пошел вперед; изгои пробирались следом – ощупью, водя руками по шероховатым стенам. Не раз и не два коридор резко сворачивал то туда, то сюда; наконец впереди забрезжил тусклый свет, и изгои вышли в небольшую, но величественную залу, слабо освещенную светильниками, на тонких цепочках подвешенными к потолку, что терялся во мраке. Мима там не было, однако слышался его голос; идя на звук, Турин приблизился к дверям во внутренние покои, что открывались в глубине чертога. Он заглянул внутрь: Мим стоял на коленях на полу. Рядом с ним безмолвно застыл гном с факелом, а на каменном ложе у дальней стены лежал еще один гном.
– Кхим, Кхим, Кхим! – стенал старый гном и рвал на себе бороду.
– Не все твои стрелы пролетели мимо, – промолвил Турин Андрогу. – Но может статься, злом обернется твой выстрел. Бездумно спускаешь ты тетиву; боюсь, и не успеешь ты набраться ума-разума, ибо не заживешься на этом свете.
Покинув остальных, Турин неслышно вошел в покой, приблизился к Миму и заговорил с ним:
– В чем беда, хозяин? – спросил он. – Я владею искусством целительства. Не могу ли я помочь тебе?