— Как парень? — спросила Эбби.
— Подключили к искусственному сердцу. Мы больше не могли ждать.
— Его сердце снова останавливалось?
— Оно уже практически не работало.
Медсестра выразительно посмотрела на трансплантационный контейнер.
— Вы привезли ему последний шанс.
Они вышли из лифта. Снова бегом по коридорам, через автоматические двери. Туда, в хирургическое крыло.
— Мы на месте. Давайте контейнер.
Через широкое окно Эбби увидела множество лиц в хирургических масках. Контейнер несколько раз передавали из рук в руки, после чего открыли. Сердце, предназначенное Джошу, покинуло ледяные недра.
— Если хотите присутствовать при пересадке, переоденьтесь, — сказала Эбби медсестра. — Женская раздевалка вон там.
— Спасибо. Я очень хочу.
К тому времени, когда Эбби надела чистый хирургический костюм, шапочку и бахилы, хирурги удалили из груди Джоша О’Дея его собственное больное сердце. Эбби было не протолкнуться к операционному столу. Зато она слышала разговоры врачей. Знакомая обстановка несколько успокоила Эбби. Все операционные выглядели одинаково: те же инструменты из нержавеющей стали, те же голубовато-зеленые шторы и яркий свет. Но в каждой операционной была своя атмосфера, и она напрямую зависела от личности главного хирурга.
Судя по непринужденным разговорам, с Иваном Тарасовым врачам работалось легко.
Эбби обошла вокруг стола и остановилась рядом с анестезиологом. Кардиомонитор над головой показывал безупречную прямую. Сердца в груди Джоша не было. Мальчишка жил за счет аппарата, гонявшего кровь по его телу. Веки Джоша заклеили лентой, уберегая роговицу от высыхания. На голову ему надели бумажную шапочку, из-под которой выбивался один темный завиток.
«Все еще живой, — подумала Эбби. — Ничего, парень. Ты будешь жить».
— Вы из Бейсайда? — шепотом спросил анестезиолог.
— Всего лишь курьер. Как было до операции?
— Одно время парнишка просто висел на волоске. Но теперь худшее позади. Тарасов у нас быстрый. Уже до аорты добрался.
Иван Тарасов с его седыми кустистыми бровями и добродушным взглядом был олицетворением дедушки, о каком мечтает ребятня. Все распоряжения, будь то новая хирургическая игла или увеличение мощности аспирационного насоса, он отдавал мягко и вежливо, словно просил налить ему еще чашечку чая. Никакой игры на публику, никакого зашкаливающего эго. Просто специалист, тихо и сосредоточенно делающий свою работу.
Эбби снова подняла глаза к монитору. Все та же прямая линия.
По-прежнему — никаких признаков живого сердца.
Родители Джоша О’Дея то плакали, то смеялись. В комнате ожидания было людно. Все, кто там находился, радостно улыбались. Часы показывали шесть вечера. Все страхи, с которых начался этот день, остались позади.
— Новое сердце работает просто замечательно, — сказал доктор Тарасов. — Оно начало биться даже раньше, чем мы ожидали. Это хорошее, здоровое сердце. Оно прослужит Джошу всю жизнь.
— Мы этого просто не ожидали, — признался мистер О’Дей. — Нам позвонили и сказали, что сына везут сюда. «Возникла необходимость» — и больше никаких объяснений. Мы уж подумали… подумали…
Он отвернулся и обнял жену. Они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах вымолвить ни слова.
К ним подошла медсестра:
— Мистер и миссис О’Дей, если хотите, можете пройти к сыну. Он просыпается.
Тарасов с улыбкой смотрел, как родителей Джоша уводят в реанимационную палату. Затем повернулся к Эбби. Его голубые глаза возбужденно блестели за стеклами очков в тонкой оправе.
— Потому мы этим и занимаемся, — тихо сказал он. — Ради таких мгновений.
— А ведь его жизнь висела на волоске, — кивнула Эбби.
— На тонюсеньком волоске. — Тарасов покачал головой. — Видно, я старею, раз смерть каждого пациента бьет меня все больнее.
Тарасов повел Эбби в комнату отдыха, где налил ей и себе кофе. С чашкой в руках и с седой гривой всклокоченных волос он сейчас больше напоминал рассеянного университетского профессора, нежели прославленного торакального хирурга.
Он подал Эбби чашку.
— Скажите Вивьен, пусть в следующий раз даст мне хоть немного времени на подготовку. А то не успела позвонить, как нам уже привезли этого мальчишку. У меня самого чуть сердце не остановилось.
— Вивьен знала, что делает. Она не напрасно отправила Джоша к вам.
— Вивьен Чао всегда знает, что делает, — засмеялся Тарасов. — Это у нее еще со студенческих лет.
— Теперь она у нас старший ординатор.
— Вы ведь тоже бейсайдский хирург?
— Ординатор второго года, — ответила Эбби, потягивая горячий кофе.
— Хорошо. В хирургии все еще мало женщин. И слишком много мачо. А им бы только резать.
— Странно слышать такое от мужчины-хирурга.
Тарасов взглянул на других врачей, стоявших возле кофеварки.
— Кощунство в малых дозах полезно для здоровья, — шепнул он.
Эбби залпом допила кофе, потом взглянула на часы.
— Я должна возвращаться в Бейсайд. Мне может влететь за задержку. Но я рада, что видела операцию. — Она улыбнулась хирургу. — Спасибо вам, доктор Тарасов. Вы спасли этому парню жизнь.
Он покачал головой:
— Что вы, доктор Ди Маттео. Я кто-то вроде… водопроводчика. Подсоединил трубы, заизолировал в нужных местах. Главное — сердце, которое вы вовремя привезли.
В Бейсайд Эбби вернулась на такси уже в восьмом часу вечера. Первым, что она увидела, было ее имя, светившееся на информационном табло. Ее просили срочно позвонить дежурному оператору.
— Ди Маттео на линии, — сказала она, сняв трубку ближайшего внутреннего телефона.
— Доктор, мы уже несколько часов отправляем сообщения на ваш пейджер, — сказал оператор.
— Меня должна была подменить Вивьен Чао. Я оставила ей свой бипер.
— Ваш бипер у нас. Вас разыскивал мистер Парр.
— Джереми Парр? — удивилась Эбби.
— Позвоните в администрацию. Его добавочный пять-шесть-шесть.
— Но уже восьмой час. Неужели мистер Парр еще на работе?
— Пять минут назад был.
Эбби повесила трубку. В животе противно заурчало от ощущения тревоги. Джереми Парр, президент клиники, был администратором, а не врачом. С ним она говорила всего один раз, на пикнике, устроенном в честь новых ординаторов. Обычное рукопожатие, обычный набор вежливых фраз, и Парр отошел, чтобы поприветствовать других гостей. По той короткой встрече он показался Эбби человеком спокойным и невозмутимым. И еще — любителем дорогих костюмов.