Главное — быть предельно собранной.
Эбби понимала, что не имеет права допустить ни малейшей ошибки. Особенно сейчас и особенно в отношении этой пациентки.
Входя по утрам в двери Бейсайда, Эбби замирала: вдруг ее уже уволили? Но день начинался, и под напором обычных врачебных дел тревожные мысли отступали. В шестом часу вечера Эбби облегченно вздыхала. Пронесло! Каждый прожитый день немного развеивал тучи над ее головой. Угрозы Парра виделись уже не такими реальными. Эбби знала: Уэттиг и Марк — за нее. Возможно (всего лишь возможно), с их помощью она сумеет остаться в клинике. Нельзя давать Парру ни малейшего повода усомниться в ее профессиональных качествах. Эбби проверяла и перепроверяла результаты каждого анализа и данные каждого осмотра. Она старалась держаться как можно дальше от палаты, в которой лежала Нина Восс. Меньше всего ей хотелось снова нарваться на Виктора Восса.
Но реальность такова, что у Нины Восс повышенная температура, а она, Эбби Ди Маттео, — дежурный ординатор. Все эмоции и страхи — побоку. Она должна делать то, что должен делать дежурный ординатор.
Надев кроссовки, Эбби вышла из ординаторской.
Ночью клиника словно перемещается в иную реальность. Длинные коридоры совершенно пусты, но в них по-прежнему горит яркий свет. Когда смотришь на все это усталыми глазами, белые стены начинают искривляться и покачиваться, становясь движущимися туннелями. По одному из таких туннелей и брела Эбби. Ее тело все еще дремало, мозг никак не мог включиться в работу. Только сердце откликнулось на призыв о помощи. Оно громко стучало.
Завернув за угол, Эбби вошла в реанимацию хирургического отделения.
Здесь свет был притушен. Большинство пациентов спали. Возле стола дежурной медсестры на стене мерцали экраны шестнадцати мониторов, показывая, что сердца всех шестнадцати пациентов бьются. Мониторы показывали и другие данные, в том числе пульс. Эбби мельком взглянула на монитор № 15. Пульс миссис Восс, сто ударов в минуту, заметно превышал норму.
Одновременно с появлением Эбби на столе дежурной медсестры зазвонил телефон.
— Это доктор Леви. Он хочет поговорить с дежурным ординатором.
Эбби взяла протянутую трубку:
— Здравствуйте, доктор Леви. Эбби Ди Маттео слушает.
Ответом ей было молчание.
— Так это вы сегодня дежурите? — с заметным недовольством спросил кардиохирург.
Эбби вполне понимала причину его недовольства. Аарону Леви ужасно не хотелось, чтобы она дотрагивалась до Нины Восс. Но заменить ее кем-нибудь он не мог. Этой ночью доктор Ди Маттео была единственным старшим ординатором в клинике.
— Я как раз собиралась осмотреть миссис Восс, — сказала Эбби. — У пациентки повышается температура.
— Да. Мне сообщили.
И снова пауза.
Эбби решила плюнуть на неприязнь доктора Леви и вести разговор в сугубо профессиональном ключе.
— Я сделаю все, что предусмотрено в случае послеоперационной лихорадки. Сначала, естественно, осмотрю пациентку. Выпишу направления на клинический анализ крови, бактериологический анализ и анализ мочи, а также направление на рентген грудной клетки. Как только результаты будут у меня, я вам сообщу.
— Хорошо, — наконец подал голос доктор Леви. — Буду ждать вашего звонка.
Надев белый халат, Эбби вошла в отсек Нины Восс. Над кроватью неярко горел ночник. В конусе его мягкого света волосы Нины Восс казались серебристой полоской, протянувшейся среди подушек. Ее глаза были закрыты, а руки — сложены на груди, как у… покойников.
«Словно принцесса в гробу», — подумала Эбби.
Эбби подошла ближе, встала у постели.
— Миссис Восс, — тихо позвала она.
Нина открыла глаза. Ее взгляд медленно сосредоточился на Эбби.
— Я доктор Ди Маттео, — представилась Эбби. — Хирург-ординатор.
В глазах Нины что-то мелькнуло.
«Она знает мое имя, — подумала Эбби. — Знает, кто я».
Гробокопательница. Похитительница тел.
Нина Восс просто смотрела на нее непроницаемыми глазами.
— У вас послеоперационная лихорадка, — пояснила Эбби. — Нам необходимо установить ее причины. Миссис Восс, как вы себя чувствуете?
— Я… устала. Это все, — прошептала Нина. — Просто устала.
— Мне необходимо осмотреть шов у вас на груди.
Включив свет, Эбби осторожно размотала бинты. Место разреза было чистым: ни красноты, ни припухлости. Эбби достала стетоскоп. Она прослушала легкие Нины. Никаких посторонних шумов и хрипов. Потом ощупала живот пациентки, осмотрела уши, нос и горло. Никаких тревожных симптомов, никаких видимых причин лихорадки. Все это время Нина молча следила за действиями Эбби.
— Результаты осмотра показывают, что у вас не должно быть лихорадки, — сказала Эбби, сматывая стетоскоп. — Но температура держится. Значит, причина все-таки есть. Чтобы ее найти, мы сделаем вам рентген грудной клетки и возьмем три пробы крови на бактериологический анализ. — Она виновато улыбнулась. — Боюсь, этой ночью мы не дадим вам поспать.
— Я и так мало сплю, — покачала головой Нина. — Сны мешают. Столько снов…
— Плохие сны?
Нина медленно вдохнула, затем так же медленно выдохнула:
— Сны о мальчике.
— О каком мальчике, миссис Восс?
— Об этом. — Она коснулась рукой груди. — Мне сказали… сердце принадлежало мальчику-подростку. Я даже имени его не знаю. Не знаю, как он погиб. Знаю лишь, что сердце мне досталось от него. Это правда?
— Так говорили в операционной, — кивнула Эбби.
— Вы там были?
— Ассистировала доктору Ходеллу.
Губы Нины тронула слабая улыбка.
— Странно… Вы там… после…
Она замолчала.
Несколько минут никто из двоих не произносил ни слова. Эбби мешало говорить чувство вины. А Нине Восс? Что мешало ей? Ирония этой встречи?
Эбби повернула светорегулятор. Отсек погрузился в сумрак.
«Совсем как в склепе».
— Миссис Восс… То, что произошло тогда… Я говорю про другое сердце… первое… — Эбби было невыносимо смотреть в глаза Нины, и она отвернулась. — Пациент тоже был совсем мальчишка. Семнадцать лет. Ребята в его возрасте мечтают о машинах и девушках. А он мечтал… вернуться домой. Он мечтал только о возвращении домой… — Эбби вздохнула. — Я не могла допустить, чтобы он умер… Миссис Восс, я вас тогда не видела. Не знала, в каком вы состоянии. А он лежал на койке. Его сердце без конца останавливалось. Я должна была сделать выбор.
Эбби заморгала, смахивая слезы.
— И он жив?
— Да. Он жив.
Нина кивнула. Снова дотронулась до своей груди. Казалось, она ведет беззвучный диалог со своим новым сердцем. Вслушивается, отвечает.