До нее не сразу дошло содержание письма. Затем, когда Эбби обратила внимание на имя истца, ее живот перестал падать. Он рассыпался на кусочки. Письмо было никак не связано с Карен Террио. Речь шла о другом бывшем пациенте Эбби — некоем Майкле Фримене, который страдал алкоголизмом. Случилось так, что у него в пищеводе вспух и лопнул кровеносный сосуд. Фримен умер прямо в палате от обильного кровотечения. Эбби тогда была интерном. Она помнила, как ее потрясла эта трагическая и нелепая смерть. И вот теперь вдова Фримена подавала запоздалый иск против доктора Ди Маттео, поручая представлять свои интересы фирме «Хокс, Крейг и Сассман». Эбби значилась ответчицей. Единственной ответчицей.
— Доктор Ди Маттео, вам плохо?
Эбби вдруг обнаружила, что стоит, упираясь в стеллажи, а кабинет секретарши почему-то слегка раскачивается. Секретарша вопросительно смотрела на нее и хмурилась.
— Все… в порядке, — пробормотала Эбби. — Просто день сегодня… тяжелый.
Из кабинета она уходила, ощущая себя полководцем, разбитым на всех флангах. Ей захотелось забиться в какой-нибудь тихий угол. Ординаторская пустовала. Эбби закрылась изнутри и села на кушетку. Потом достала злополучное письмо и несколько раз перечитала.
За две недели — два иска. Вивьен была права: Эбби придется до конца своих дней выступать ответчицей в судах.
Нужно было бы позвонить адвокату, но на это у Эбби не осталось сил. Она сидела и тупо смотрела на заказное письмо. Она думала о годах учебы, о работе, об удачно складывавшейся карьере. А теперь ее карьера висит на волоске. Эбби вспоминала, как вечерами засыпала над учебниками. Соседки по общежитию ходили на свидания. У нее на это не было времени. По выходным она работала в две смены больничным флеботомистом. Ее мутило от прозрачных трубок, заполненных донорской кровью. Но ей нужны были деньги, чтобы платить за учебу. На ней и сейчас висели сто двадцать тысяч долларов долга по студенческим займам. Она вспоминала свои скудные обеды из сэндвичей с арахисовым маслом. А сколько фильмов, спектаклей и концертов она пропустила, сберегая время для учебы.
Потом ее мысли переключились на Пита. Это из-за него Эбби решила стать врачом. Младший брат, которого она так хотела спасти, но тогда еще не умела спасать. Больше всего она думала о Пите, вечно десятилетнем.
Виктор Восс ковал победу. Он пообещал ее уничтожить и теперь планомерно выполнял свое обещание.
Нанести ответный удар. Пришло время нанести ответный удар. Вот только как? Эбби не была искушена в юридических тонкостях. Сейчас она вообще казалась себе дурой. Письмо, словно кислота, жгло пальцы. Эбби напряженно искала способ остановить Восса и ничего не могла придумать. На чем ей строить встречный иск? Обвинить его в нападении и рукоприкладстве, добавив к этому оскорбление чести и достоинства? Да, у нее были свидетели. Но решатся ли медсестры дать показания? Того случая недостаточно, совсем недостаточно, чтобы остановить Восса.
«Хватит молча утираться! Ты должна что-то придумать».
Эбби не удалось отсидеться в ординаторской. Ей опять позвонили на пейджер. Теперь хирургия. Эбби не была настроена с кем-либо разговаривать, но правила требовали отвечать на сообщения пейджера. Схватив трубку, она сердито ткнула в кнопки телефона.
— Ди Маттео, — буркнула Эбби, когда ей ответили.
— Доктор, у нас проблема с племянницей Мэри Аллен.
— Конкретнее!
— Сейчас четыре часа. Время вводить миссис Аллен очередную дозу морфина. Но Бренда нам мешает. Не могли бы вы…
— Иду! — ответила Эбби и швырнула трубку.
«Черт бы побрал эту набожную дуру!»
Сунув письмо в карман, Эбби устремилась вниз. По лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до отделения, Эбби тяжело дышала, но не от напряжения. От злости. Как ураган, она ворвалась в палату Мэри Аллен.
Двое медсестер урезонивали Бренду. Мэри Аллен не спала, но слабость и боли мешали ей говорить.
— Вы и так одурманили ее до неузнаваемости, — упиралась Бренда. — Полюбуйтесь, в кого превратилась моя тетка. Она даже говорить со мной не может.
— Или просто не хочет. Вы об этом не подумали? — спросила Эбби.
Медсестры облегченно вздохнули. Эбби сейчас олицетворяла власть.
— Мисс Хейни, я прошу вас покинуть палату и не мешать процедурам.
— Моей тете не нужен никакой морфин.
— Здесь решаю я. Пожалуйста, выйдите из палаты.
— У нее осталось мало времени. Ей нужно собраться с силами, — заявила Бренда.
— Для чего?
— Чтобы полностью принять Господа. Если она умрет раньше и не успеет Его принять…
— Отдайте мне морфин, — потребовала Эбби, протянув руку к оробевшей медсестре. — Я сама его введу.
Получив шприц с морфином, Эбби подошла к койке. В вену Мэри был вставлен постоянный катетер с иглой, через который ей внутривенно вводили морфин и другие лекарства. Мэри едва заметно кивнула в знак благодарности.
— Только посмейте впрыснуть ей этот дурман. Я немедленно вызову адвоката, — пригрозила Бренда.
— Вызывайте, — сказала Эбби.
Она сняла защитный колпачок с иглы шприца, вставила иглу в приемное отверстие катетера и надавила на поршень. В это время Бренда метнулась к тетке и вырвала иглу катетера из ее тщедушной руки. Из раны на пол закапала кровь. Ярко-красные капли, покрывавшие линолеум, уничтожили в Эбби последние сдерживающие центры.
Медсестра поспешно бинтовала рану.
— Вон из палаты, — в упор глядя на Бренду, потребовала Эбби.
— Доктор, вы не оставили мне другого выбора.
— Я сказала — вон!
Глаза Бренды округлились. Она попятилась к двери.
— Мне позвать охрану, чтобы вас вышвырнули отсюда? — кричала Эбби, надвигаясь на Бренду.
Та испуганно пятилась, отступая в коридор.
— И чтобы больше я вас не видела возле моей пациентки! Я не хочу, чтобы вы изводили ее вашими библейскими бреднями!
— Я ее родственница! — взвизгнула Бренда.
— А мне ровным счетом плевать, кто вы такая!
У Бренды отвисла челюсть. Она молча повернулась и ушла.
— Доктор Ди Маттео, я могу поговорить с вами?
За спиной Эбби стояла старшая медсестра Джорджина Спир.
— Доктор, с вашей стороны это было крайне неуместно. Мы не имеем права так разговаривать с посетителями.
— Эта… она выдернула катетер из руки моей пациентки!
— Вы могли уладить конфликт иным способом. Вызвать охрану. Обратиться за помощью. Но в нашей клинике не принято оскорблять посетителей и их религиозные чувства. Вам понятно?
Эбби глотнула воздуха.
— Понятно, — тихо сказала она и совсем шепотом добавила: — Я сожалею.