– В Бога я не верю, но призраки вполне могут существовать. Вы чувствуете этот запах?
– Это благовония.
– Меня от него подташнивает.
Гамаш повернулся к задней стене. Под потолком каллиграфическим шрифтом было написано: «Клеймите беспокойство». Медитационный центр мадам Мейер назывался «Клеймите беспокойство». Странное совпадение: именно так Си-Си назвала свою книгу и свой бизнес.
«Клеймите беспокойство».
По иронии судьбы ни одна из этих женщин, насколько мог судить Гамаш, не была наделена даром спокойствия.
Под этими словами на стене было написано что-то еще. Солнце село, и комната была освещена не очень ярко. Гамаш не мог разглядеть написанное с того места, где стоял, а потому подошел поближе, но в этот момент появилась Матушка. Пурпурный кафтан надувался парусом у нее за спиной, волосы на голове торчали в разные стороны, как шипы у взбесившейся колючки.
– Здравствуйте, добро пожаловать. Вы пришли на пятичасовое занятие?
– Нет, мадам. – Гамаш улыбнулся. – Мы пришли к вам просить о помощи.
Матушка настороженно стояла перед ним. Она казалась женщиной, привыкшей к ловушкам или, по меньшей мере, к выдумыванию таковых.
– Вы женщина, наделенная даром предчувствия. Это сомнений не вызывает. Вы видите и чувствуете то, что недоступно другим. Надеюсь, что я не слишком бесцеремонен.
– Не думаю, что обладаю некой исключительной интуицией, – возразила она. – Если у меня и есть какая-то способность, то это умение работать над собой. Вероятно, потому, что мне это нужнее, чем другим.
Она улыбнулась Гамашу, игнорируя Бовуара.
– Просветленные никогда не рекламируют себя, – сказал Гамаш. – Мы хотели поговорить с вами приватным образом, мадам. Поговорить и получить вашу помощь. Нам нужны ваши прозрения касательно мадам де Пуатье.
– Я ее плохо знала.
– Но вам этого и не требовалось. Вы учитель, вы видите столько людей самых разных профессий. Вы, вероятно, знаете их лучше, чем они сами знают себя.
– Я стараюсь не судить других людей.
– Речь идет не о суждении, мадам, а о проницательности.
– Мне кажется, что Си-Си де Пуатье досталось в жизни.
Матушка провела их к скопищу подушек и пригласила сесть. Гамаш принял приглашение, и последняя треть его опускания была больше похожа на падение. Ему удалось удержаться и не упасть на спину. Бовуар решил не рисковать. И потом, было что-то нелепое и, возможно, оскорбительное в предложении офицерам из отдела по расследованию убийств сесть на подушки.
Матушка опустилась на алую подушку умело – в самый центр, словно десантник на парашюте. К счастью, высота была невелика.
– Это была потерянная душа. Если бы ее не убили и если бы ей хватило смирения обратиться ко мне, думаю, я бы сумела ей помочь.
У Бовуара было такое ощущение, будто его сейчас вырвет.
– Знаете, один раз она пришла сюда. Я была рада ее видеть. Думала, она пришла искать духовного наставничества. Но я ошибалась.
– Что же ей было нужно?
– Понятия не имею. – Вид у Матушки был неподдельно недоумевающий. Бовуар подумал, что это была ее первая искренняя реакция. – Я вошла – она тут стоит, поправляет фотографии, чтобы ровно висели. – Матушка показала на фотографии в рамочках на стене и на две маленькие вещицы, похожие на ковчежки. – Она все здесь перетрогала. Все было перемещено.
– Как?
– Выровнено. Когда класс заканчивается, ученики, как вы видите, просто закидывают подушки в углы. Мне нравится, когда они так делают. Подушки падают на место по выбору Господа. Не люблю быть слишком навязчивой.
Новая волна тошноты нахлынула на Бовуара.
– Но Си-Си, похоже, не могла войти в комнату и не потрогать, не выровнять все, что там есть. Очень неразвитая. Если вам необходимо делать такие вещи, в вас нет места для духа. Все подушки были аккуратно выровнены и сложены у стены, все фотографии выправлены, все идеально.
– Зачем же она сюда приходила? – спросил Гамаш.
– Я толком и не знаю. Увидев меня, она удивилась, словно я застала ее за каким-то непристойным занятием. Когда она ушла, я посмотрела, не пропало ли что-нибудь, – уж больно вид у нее был виноватый. Она старалась скрыть это своей агрессивностью. Очень типично.
– Типично для кого? – спросил Гамаш.
Этот вопрос озадачил Матушку, и Бовуар подумал, что она не привыкла к тому, чтобы ей задавали вопросы.
– Конечно, для несчастливых людей, – проговорила она несколько мгновений спустя. – У меня создалось впечатление, что она что-то искала, и я говорю не о просветлении. Думаю, она была настолько введена в заблуждение, что и в самом деле считала себя просветленной. Но менее просветленного человека трудно было найти.
– Очень проницательное наблюдение, – сказал Гамаш.
Матушка внимательно посмотрела на него – нет ли в этих словах сарказма.
– А почему вы решили, что она считает себя просветленной?
– Вы читали ее книгу? Она самодовольная эгоистка. У нее не было центра, не было истинных убеждений. Она хваталась за любую поверхностную философию. Немного отсюда, немного оттуда. Состряпала какую-то ухабистую и изрытую ямами, слякотную духовную дорогу. Она мне напомнила Франкенштейна. Наглоталась самых разных вер и убеждений и скомпилировала из них какой-то ли-бьен.
Судя по интонации, под этим словом подразумевалось «дерьмо».
– Она была неуравновешенная.
Матушка подняла руки и раскинула их словно для объятия, складки пурпурного кафтана ниспадали вниз, отчего она напоминала фигуру с картины эпохи Возрождения, написанной весьма средним художником.
– Расскажите мне про ли-бьен, – попросил Гамаш.
– Это связано с умением удерживать эмоции внутри себя. Она считала, что эмоции лежат в корне всех наших проблем, а значит, лучше их не демонстрировать, а еще лучше и вообще не чувствовать.
– Ли-бьен – это такое же древнее учение, как дзен?
– Ли-бьен? Никогда о таком не слышала. Насколько я понимаю, она его сама сочинила.
Гамаш, который прочел книгу Си-Си де Пуатье, с интересом отметил, что Матушка, будучи в принципе точной, не упомянула кое-какие важные моменты. Например, не сказала про шар ли-бьен – основу учения Си-Си де Пуатье, переданного ей давно умершей матерью. Си-Си подробно писала об этом в своей книге, и Гамашу показалось, что это единственная часть истории, которая и в самом деле имеет для нее значение. Словно Си-Си и вправду получила этот шар в дар от матери и знала о его ценности, но не имела представления о том, для чего он нужен и как его использовать. Поэтому она сфабриковала вокруг него целую систему верований.
Она сделала шар ли-бьен неким священным предметом. И теперь его не удавалось обнаружить. Гамаш отправил агентов обыскать ее дом в квартале Нотр-Дам-де-Грас в Монреале. Они ничего там не нашли, кроме желания поскорее покинуть эту стерильную атмосферу. Агенты обыскали и старый дом Хадли, но и там ничего не нашли.