В первое мгновение она подумала, что Рори, возможно, имеет в виду их еще не родившееся дитя, но затем поняла, что он говорит о только что закончившейся битве и о том, что ему пришлось пролить кровь ее родственников.
– Это правда, – тихо ответила она. – Но иногда совершенно неожиданно случаются и замечательные вещи. По крайней мере, я надеюсь, что ты думаешь, что они замечательные, так как я-то точно так думаю.
И в третий раз Рори попытался стянуть с нее плед. Джоанна схватила его руки и сжала их, стараясь удержать. Он покорно замер, ожидая, что она скажет.
– Мы женаты вот уже пять месяцев, – начала она, – но у нас до сих пор не было возможности узнать друг друга получше. Например, как каждый из нас относится… ну даже к самым простым вещам.
Он кивнул, подбадривая ее:
– Да, и к каким же?
Джоанна глубоко вздохнула и выпалила:
– Например, как ты относишься к детям?
Рори вздохнул, чувствуя едва ли не ликование. Наконец-то он понял, чем вызван озабоченный вид его жены и беспокойство, застывшее в ее глазах. Значит, Джоанна не винит его в смерти Эвина или других ее родственников. Она поняла, что они сами не оставили ему, Рори, выбора. Но по какой-то причине, понятной только ей одной, она считает, что он не догадывается о ее беременности.
Рори заговорил с чрезвычайной серьезностью, хотя сам едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он ответил ей словами гэльской пословицы:
– В доме, где нет собаки, кошки и маленьких детей, не может быть любви и счастья. – Он прижался губами к ее лбу и добавил: – Думаю, нет ничего печальнее для мужчины – не произвести на свет хотя бы нескольких наследников.
– Ты и в самом деле так думаешь?
– Конечно.
Темно-фиолетовые глаза засветились от счастья. Она выпустила его руку.
– Тогда я должна тебе кое-что сказать. – Джоанна откинула плед и, разведя в стороны руки, так чтобы было хорошо видно ее округлившуюся фигурку, радостно улыбнулась. – Я ношу твоего ребенка, – с гордостью сказала она.
– Я заметил, – спокойно кивнул Рори.
Она даже крякнула от удивления.
– Заметил?
– Ну да, – сказал он тихо и, сев рядом с ней, обнял за плечи.
– И как ты к этому относишься? – продолжала допытываться Джоанна, не понимая, как он может оставаться таким спокойным.
– Я счастлив, – прошептал он, нежно целуя ее. – И сейчас, любовь моя, я покажу тебе, как сильно я счастлив…
Он чуть крепче прижал ее к себе, и Джоанна тихо вскрикнула. Рори обеспокоенно заглянул ей в лицо:
– Что с тобой, любовь моя? Тебя никто не тронул? Ты не ранена?
– Нет. – Губы Джоанны чуть дрожали. – Хотя мои кузины не были слишком счастливы, когда заметили мое состояние. – Она погладила его по заросшей щеке, и в ее глазах заблестели непролитые слезы. – Вот почему я молилась денно и нощно, чтобы ты побыстрее приехал и освободил меня. Я так боялась, что ты не успеешь найти меня вовремя.
– Я бы приехал за тобой гораздо раньше, но пять месяцев меня держали в заточении в замке Иннишонейл. – Рори чмокнул ее в кончик носа. – Всего две недели назад мои братья нашли меня там и вызволили из плена.
– Но как ты оказался в этом страшном замке? Кто мог захватить тебя? – удивилась Джоанна.
– Не знаю, малышка. Но обязательно узнаю. А сейчас я так счастлив, что нашел тебя целую и невредимую, да еще-и с нашим будущим ребенком в придачу, что не хочу говорить об этом. Мы снова вместе, остальное сейчас не имеет значения. Иди ко мне поближе, в мои объятия, я так давно мечтал об этом.
Февраль 1499 г. Замок Инверари Озеро Лох-Фаин
– Ошибка ваших охранников в Иннишонейле стоила мне свободы, – с горечью заметил Годфри. – Теперь я не смею и носа высунуть за пределы этих стен. Такое впечатление, что я сам вынужден сидеть взаперти в донжоне.
Арчибальд Кэмпбелл бросил на Годфри холодный, равнодушный взгляд. Они сидели в его личных покоях в Инверари, в замке, испокон веков принадлежащем графам Аргилл. Теперешний граф позировал для большого парадного портрета, которому предназначалось украсить ряд портретов в главном зале замка.
– Маклин и его братья забрали жизни у лучших моих воинов, – невозмутимым тоном заметил Аргилл. – Не думаете же вы, что я сумасшедший.
С одной рукой на бедре, другой – на рукоятке короткого широкого меча, граф Аргилл сидел возле слабо освещенного окна, одетый в одежду своего клана. За ним на спинке скамьи было брошено знамя с его гербом, а на сиденье рядом с графом лежал огромный меч – клеймор. Медный щит, прислоненный к ножке скамьи, отражал свет десятка свечей.
– И вы еще говорите о своих лучших людях! Ха! – Годфри презрительно фыркнул. – Эндрю сказал, что братья уложили не меньше дюжины ваших доблестных воинов в течение нескольких минут. Только их полная непригодность в деле не позволила Маклину догадаться, что разбойники, которые захватили в плен девчонку, на самом деле – переодетые люди Кэмпбеллов. Мой бог! Если уж ваши люди не смогли похитить слабую девицу и трусливого парня, с ними просто нельзя иметь дела.
Годфри с досадой оглянулся на художника. Когда он только вошел в гостиную, Аргилл предупредил его, что Жан ван Артвельд не говорит и не понимает по-гэльски. Они разговаривают с ним только по-французски.
Граф, решивший увековечить свой образ для потомства, пригласил фламандского живописца, когда встречался с королем в замке Стокер. Этот коротенький, приземистый человек уже написал портреты Дункана Стюарта, графа Эппина и Джеймса Стюарта, короля Шотландии. Со стороны Кэмпбелла было чистой воды тщеславием, если не сказать хвастовством, заказать свой портрет придворному художнику сразу после того, как тот закончил портрет короля. Но, будучи достаточно умным человеком, Годфри держал язык за зубами и старался не касаться этого щекотливого предмета.
– Маклин убил восьмерых моих людей по дороге из Арханкери, – с милой улыбкой сказал граф, сдувая невидимую пылинку со своего рукава. – Так что не стоит недооценивать этого лихого вояку, мой друг. Понадобилось, по крайней мере, двадцать полностью вооруженных воинов, чтобы стащить его с лошади, разоружить и связать.
– Я бы просто перерезал горло этому негодяю, будь моя воля, – презрительно фыркнул Годфри.
Художник оторвал взгляд от своего холста, очевидно шокированный откровенной враждебностью его тона.
Не обращая внимания на плешивого иностранца, Годфри сжал кулаки, страстно желая вновь увидеть перед собой Маклина, стоящего на коленях. На этот раз уж он не станет колебаться. С того самого дня, когда он узнал, что этот мерзавец сбежал из крепости на острове, он трясся от злости и страха.
Аргилл только улыбнулся такому проявлению бесполезных эмоций: