— О чем — обо всем? — поинтересовался Турецкий, пробуя кофе.
— О делах, которыми занимался Иван Петрович, — ничуть не стушевавшись, ответил Дмитриев.
Турецкий улыбнулся:
— Забавно. А разве вы не его правая рука?
— Я просто помощник, — ответил Дмитриев, улыбнувшись в ответ.
Турецкий глотнул кофе и кивнул:
— Кофе действительно отличный. Скажите, Дмитрий Львович, может, вы чего-нибудь боитесь?
— Боюсь? — Дмитриев слегка пожал плечами. — Отнюдь. Чего мне бояться?
— Ну мало ли… Кстати, вы не рыбак?
— Рыбак? — Дмитриев приподнял брови, но затем до него дошла суть вопроса, и он усмехнулся: — А, вот вы о чем. Нет. В отличие от Ивана Петровича, я охотник. И смею вас уверить, я неплохо стреляю.
— Ну тогда вы должны чувствовать себя в полной безопасности, — сказал Турецкий.
— А я и чувствую, — согласился Дмитриев.
Турецкий поставил чашку на стол, пристально посмотрел на Дмитриева и сказал с необычайной жесткостью:
— Тогда какого черта вы морочите мне голову? Я приехал к вам, отложив дюжину срочных дел, не за тем, чтобы выслушивать дежурные фразы. Я приехал, чтобы узнать правду. Правду, слышите! И вы мне ее скажете. Либо здесь, либо в прокуратуре. — Турецкий поднялся из кресла. — Завтра же вы получите повестку, — холодно сказал он Дмитриеву. — И не дай вам бог проигнорировать ее. Я лично вами займусь.
— Это что, угроза? — удивился Дмитриев.
Турецкий качнул головой:
— Нет, гражданин Дмитриев. Я не мафия, чтобы угрожать. Это предупреждение. Прокуратура — да будет вам известно — это карающий орган. Так что, предупреждая вас о возможной каре, я не превышаю собственных полномочий.
Турецкий повернулся, чтобы идти.
— Постойте, — сказал Дмитриев. — Подождите, Александр Борисович, не горячитесь. Вы даже толком не попробовали кофе. А наша Яна варит замечательный кофе.
— Здесь у вас что, кофейня? — сухо спросил Турецкий.
— Нет, но… — Голос Дмитриева стал мягким, почти умоляющим. — Александр Борисович, не спешите. Пожалуйста, присядьте. Давайте продолжим беседу.
Турецкий пожал плечами и сел в кресло.
— Я понимаю, что дело, которое вы ведете, не из простых, — продолжил Дмитриев елейным голосом. — Но поймите и вы меня. Я всего лишь…
— Помощник, — договорил за него Турецкий. — Это я уже слышал.
— Ну да, — рассеянно кивнул Дмитриев. — А что же вы хотите от меня услышать? Угрожал ли кто-нибудь Кожухину? Не знаю. Угрожал ли он кому-нибудь — понятия не имею.
— Я хочу, чтобы вы рассказали о большой сделке холдинга «Информинвест», — сказал Турецкий.
— Сделка по поставке техники и программного обеспечения в филиалы?
— Именно, — кивнул Турецкий.
Дмитрий Львович закинул ногу на ногу и почесал пальцем морщинистый лоб.
— А что о ней рассказывать? Сделка как сделка. Ну крупная, это да. Впрочем, мы часто занимаемся анализом крупных сделок.
— У Союза инвесторов был конфликт с «Информинвестом» из-за этой сделки?
— Э-э… — Дмитриев вновь почесал пальцем лоб. — Вообще-то да. Небольшие противоречия были.
— В чем их суть?
Дмитрий Львович выглядел озадаченным и рассеянным.
— Я не знаю, как вам объяснить, не пользуясь специальными терминами… Ладно, попробую. Сделка с фирмой «Dulle», которую собирался осуществить холдинг «Информинвест», была сделкой «с заинтересованностью». Термин «с заинтересованностью» подразумевает такую сделку, когда выбор поставщика происходит не на условиях тендера, а по рекомендации экспертов. Без одобрения независимого директора сделка «с заинтересованностью» может быть признана недействительной…
— И таким независимым директором выступал Сергей Михайлович Акишин, — договорил за Дмитриева Турецкий. — Дальше.
— Дело в том, что Ивану Петровичу Кожухину эта сделка… как бы это лучше сказать… не совсем нравилась.
Турецкий чуть прищурился:
— Подробней, пожалуйста.
Дмитриев вздохнул, словно Турецкий поставил перед ним невыполнимую задачу. Подумал немного и продолжил:
— Ну претензии совершенно обычные. Любая крупная сделка акционерного общества — это затраты, которые в конце года приведут к снижению дивидендов, выплачиваемых в качестве дохода на каждую акцию. А стало быть, риск провала такой сделки должен быть сведен к минимуму. Так вот, Ивану Петровичу казалось, что «Информинвест» не делает этого.
От долгих «предисловий» Дмитриева Турецкий стал терять терпение.
— Не могли бы вы сказать, что конкретно не устраивало Ивана Петровича Кожухина? — немного повысив голос, спросил он.
— Ну… — Дмитриев пожал плечами. — Например, ему была не вполне ясна процедура выбора системы программного обеспечения, а также генерального поставщика. Почему именно фирма «Dulle», а не какая-нибудь другая? Технико-экономическое обоснование проекта казалось ему также недостаточным.
— Что за обоснование?
— Э-э… Скажем так, это понимание того, сколько будет стоить сделка после закупки компьютеров программного обеспечения, внедрения и обучения, окупятся ли эти затраты, и если окупятся, то когда… В общем, вот такие вот вещи. Если сказать короче, Кожухина не устраивал высокий риск провала проекта. — Дмитрий Львович отпил кофе и добавил миролюбивым голосом: — Но, помилуйте, Александр Борисович, за такие вещи не убивают. Такие спорные вопросы решаются на совете директоров.
— Кстати насчет совета директоров, — немедленно отозвался Турецкий. — Разрешить или отменить сделку должен был независимый директор Акишин, так?
— Так, — кивнул Дмитриев.
— Кожухин высказывал ему свои претензии?
— Конечно. Это была нормальная работа. Кропотливая работа, но иначе ведь и нельзя. Мы защищаем права инвесторов, стараемся защитить их от необоснованных рисков. Конечно, Кожухин вел переговоры с Акишиным.
— И к какому выводу они пришли?
— К какому выводу? — раздумчиво сказал Дмитриев. — Да, насколько я знаю, ни к какому. Работа была в самом разгаре. А вообще, этим делом подробно занимался Иван Петрович, в детали я не вникал. Так что… — Дмитриев выразительно посмотрел на часы. — Это все, что я могу вам рассказать. Извините, Александр Борисович, у меня сейчас важное заседание, я не могу на него опаздывать.
Аудиенция, таким образом, была закончена.
3
Он был красив, этот нахальный мужчина, безусловно красив.
Ирина Генриховна Турецкая высокомерно поджала губы и отвернулась к окну, не удостоив наглеца ответом. Мимо проплывала ночная Москва с ее неоновыми витринами, вывесками, рекламными щитами. Мужчина стоял над Ириной, держась за поручень, и улыбался как чеширский кот.