— Есть такой грех. Вот поэтому-то я и нахожусь здесь. Я знаю японский. — Едва заметная улыбка тронула губы полковника. — Думаю, что в концлагере это будет весьма кстати.
— Японский? Это может помочь. — Фарнхолм расстегнул два кармашка на поясе и выложил на стол перед собой их содержимое. — Посмотрите. Можете сказать, что это такое, полковник?
Полковник пристально взглянул на него, бросил взгляд на лежащие на столе фотостаты и фотопленки, кивнул, вышел из комнаты и возвратился с очками, увеличительным стеклом и фонарем. Три минуты он молча сидел за столом, не поднимая головы. Снаружи иногда доносились звуки разрывов, отдаленный стрекот пулеметных очередей и зловещий свист летящих рикошетом сквозь наполненную дымом ночь осколков. Но внутри комнаты было совершенно тихо. Полковник сидел неподвижно, точно каменное изваяние, и только глаза на его лице жили. Фарнхолм вытянулся в кресле с трубкой во рту, внешне совершенно невозмутимый.
Время от времени полковник поднимал голову и глядел через стол на Фарнхолма. Когда он заговорил, то его голос и руки, держащие фотостаты, слегка дрожали.
— Нет необходимости знать японский, чтобы понять, что это. Боже мой, сэр, где вы это достали?
— На Борнео. Два наших лучших агента и два голландца погибли, чтобы все это добыть. Но это теперь неважно и не имеет отношения к происходящему. — Фарнхолм попыхивал трубкой. — Сейчас имеет значение только то, что я это имею, а японцы об этом не знают.
Полковник, казалось, не слышал его. Он смотрел на бумаги в своих руках и медленно покачивал головой. Наконец он положил бумаги на стол, снял и сложил очки, зажег сигарету. Руки его все еще подрагивали.
— Фантастика... — пробормотал он. — Совершенно невероятно. Ведь подобные вещи существуют всего в нескольких экземплярах! План вторжения в Северную Австралию!
— Проработанный во всех деталях, — произнес Фарнхолм. — Порты и аэродромы высадки, сроки с точностью до минуты, задействованные войска вплоть до последнего батальона пехоты.
— Да. — Полковник смотрел на фотостаты, нахмурив брови. — Но здесь имеется что-то, что...
— Я знаю, знаю, — с горечью перебил его Фарнхолм. — У нас нет ключа. Это было неизбежно. Даты, главные и второстепенные цели зашифрованы. Они не могли рисковать и давать это открытым текстом, а японские коды невозможно раскрыть. Это под силу разве только одному маленькому старому человеку в Лондоне, который выглядит так, будто не способен написать и собственного имени. — Он помолчал и выпустил еще несколько клубов дыма. — Тем не менее, это все-таки кое-что, правда, полковник?
— Но... но как вам удалось добыть...
— Как я уже говорил, это совершенно неважно. — Сквозь напускное ленивое безразличие в звуке голоса почувствовалась сталь. Фарнхолм покачал головой и добродушно рассмеялся: — Извините, полковник. Кажется, я начинаю нервничать. Но уверяю вас, здесь нет никакого «удалось». Последние пять лет я работал только над одной проблемой — чтобы эти документы попали мне в руки в нужное время и в нужном месте. Японцы не бескорыстны. Мне удалось добыть это в нужное время, но не в самом подходящем месте. Вот почему я оказался здесь.
Полковник даже не вникал в его слова. Он смотрел на бумаги, медленно крутя головой из стороны в сторону, а когда наконец поднял глаза, лицо его было осунувшимся, расстроенным и очень старым.
— Эти документы... эти материалы бесценны, сэр. — Он взял фотостаты в руки и невидящим взглядом уставился на Фарнхолма. — Видит бог, все наши предыдущие удачи — ничто в сравнении с этими документами. В них воплощено различие между жизнью и смертью, между победой и поражением. Это... это... Боже мой, сэр, подумать только, что это значит для Австралии! Наши должны это получить. Они должны это получить!
— Вот именно, — произнес Фарнхолм. — Они должны это получить.
Полковник молча смотрел на него, усталые глаза медленно расширялись в ошеломленном осознании. Затем он откинулся на спинку стула и опустил голову на грудь. Сигаретный дым струйкой поднимался к глазам, но он этого не замечал.
— Вот именно, — сухо повторил Фарнхолм, протянул руку к фотопленкам и фотостатам и стал снова упаковывать их в водонепроницаемые карманы пояса. — Возможно, теперь вы начинаете понимать мою ранее выраженную озабоченность, э-э, воздушным транспортом из Сингапура. — Он застегнул «молнию» на поясе. — И уверяю вас, я по-прежнему крайне желаю добыть этот воздушный транспорт.
Полковник тупо кивнул, но промолчал.
— Совершенно никакого самолета? — настаивал Фарнхолм. — Даже самого разбитого, разваливающегося... — Он оборвал себя, видя выражение лица полковника. Затем попытался снова: — А подводная лодка?
— Нет.
Рот Фарнхолма плотно сжался.
— Эсминец? Фрегат? Вообще какое-нибудь военно-морское судно?
— Нет. — Полковник слегка пошевелился. — И даже никакого торгового судна. Последние из них — «Грассхопер», «Тьен Кван», «Катидид», «Куала», «Драгонфлай» и несколько более мелких каботажных судов — прошлой ночью отплыли из Сингапура. Они не вернутся. Увы, они не пройдут и ста миль. Японские самолеты постоянно летают вокруг архипелага. На борту всех этих судов раненые, женщины и дети. Большинство из них закончат свою жизнь на дне моря.
— Это лучше, чем японский лагерь для военнопленных. Поверьте мне, полковник, я знаю. — Фарнхолм снова застегнул на себе тяжелый пояс и вздохнул: — Все это очень кстати, полковник. Что будем делать?
— Ради всего святого, зачем вы здесь оказались? — с горечью сказал полковник. — Из всех мест и всех времен вы выбрали сегодняшний Сингапур. И каким же образом вам удалось сюда добраться?
— На кораблике из Банджармасина, — коротко ответил Фарнхолм. — «Кэрри Дансер» — самая разбитая посудина какую только можно себе представить. Ею управляет ловкий и опасный тип по имени Сиран. Трудно утверждать, но я готов поклясться, что он наверняка предатель, хоть и англичанин, и находится в достаточно теплых отношениях с японцами. Он утверждал, бог знает почему, что держит курс на Кота-Бару, но передумал и приплыл сюда.
— Передумал?
— Я ему хорошо заплатил. Деньги не мои, поэтому я мог себе это позволить. Мне казалось, что Сингапур будет достаточно безопасным местом. Когда я услышал по радиоприемнику, что Гонконг и острова Гуам и Уэйк пали, я находился на Северном Борнео, но вынужден был в страшной спешке уезжать. Прошло много времени, прежде чем я смог опять услышать новости, и это случилось на борту «Кэрри Дансер». Мы десять дней ожидали в Банджармасине, когда Сиран снизойдет до отплытия, — с горечью продолжал Фарнхолм. — Единственный приличный образец техники и единственного приличного человека на этом судне можно было найти в радиорубке — Сиран, вероятно, считал их необходимыми для своей нечестивой деятельности. Я был в радиорубке с этим парнем — его звали Лун — на второй день нашего плавания, двадцать девятого января, когда мы поймали сообщение Би-би-си о бомбардировке Ипоха. Естественно, я подумал, что японцы продвигаются очень медленно и у нас имеется масса времени, чтобы добраться до Сингапура и раздобыть здесь самолет.