Мари Вилану представила нас.
Я узнала в ней девушку с портрета, висевшего в кабинете Барли Кеннета. Жофруа, верный принципу творческого преображения, немного приукрасил свою подружку, придав ее взгляду то молчаливое упорство, ту силу вопрошания и таинственной мечтательности, которая так поразила меня на картине. Оригинал выглядел прозаичнее. Или просто Жофруа удалось, что называется, «поймать мгновение».
— О-о, Андре мне рассказывал о России, — затараторила она, нетерпеливо перебирая пальцами с полдюжины колечек, вставленных в правое ухо.
На ней были штаны в обтяжку, у щиколоток неожиданно переходившие в клеш, топ ярко-салатового цвета, на шее развевался черный, стилизованный под страусовое боа шарф.
— Пойдем, Франсуа и Клер ждут нас, ты же обещал. — Она потянула Жофруа за рукав.
Сухо извинившись, он без особого энтузиазма пошел за ней.
— Если вы не возражаете, я осмотрю экспозицию. — Я поняла, что зря теряю время.
— Конечно, конечно, — Поль и Мари синхронно улыбнулись и вместе с Жаклин направились в сторону кабинета.
А я отправилась на поиски Анн-Софи. Мне нужен был Штерм, и я надеялась, что она познакомит меня с ним.
* * *
— Какого черта ты смеешься, ты что, не понимаешь, о чем идет речь? — Глухой, сиплый голос говорившего, сдобренный сильным не то немецким, не то скандинавским акцентом, придавал его раздражению дополнительную резкость.
— Перестань, Фридрих. — Я узнала голос Анн-Софи. — Ты же знаешь я всегда с тобой расплачиваюсь, рано или поздно. — Я представила ее капризно надутые губы.
— Расплачивалась! — негодовал Штерм (если, конечно, на этой вечеринке среди знакомых Анн-Софи не было еще одного Фридриха). — Думаешь, я не знаю, кто за тебя расплачивался?
Так получилось, что в поисках Анн-Софи я забрела в какой-то узкий коридор со множеством дверей, которые пыталась открыть одну за другой. Последняя справа оказалась незапертой. Что-то вроде кабинета, в углу которого оказалась еще одна дверь, приоткрытая. За ней-то и находились собеседники.
— Эрик пытался мне помочь в отличие от тебя, а ты озабочен только тем, как бы побыстрее набить себе карманы. — Мне даже удалось увидеть, как Анн-Софи тычет пальцем в грудь Штерма.
Штерма хорошо рассмотреть не удавалось, да у меня и не было такой задачи, зато было очень хорошо слышно.
— Скоро я смогу с тобой расплатиться, Андре обещал мне, — беспечно заявила Анн-Софи.
— Мне все равно, где ты собираешься брать деньги, но пока не расплатишься, товар не получишь.
— Мы так не договаривались, — плаксиво протянула младшая Вилану, — хотя бы пару доз, ты же знаешь, мне это необходимо.
— Можешь взять деньги у папочки с мамочкой, если уж на то пошло, — с издевкой предложил Штерм.
— Ты знаешь, что мои предки немного «ку-ку», но не до такой же степени. Ну, Фридрих, я тебя прошу.
— Ладно, последний раз. Но чтобы к концу недели деньги были.
Я увидела руку, протягивавшую Анн-Софи маленький пакетик.
— Спасибо, Фридрих, ты — душка. — Она снова повеселела.
В данный момент этот подонок для нее действительно был душкой.
Парочка направилась к выходу. Я была к этому готова и спряталась за открывшейся дверью. В тусклом свете торшера я увидела широкую спину Штерма и его лысеющую макушку.
У Жофруа, если верить словам Анн-Софи, вскоре должны появиться деньги. Может, он рассчитывает продать пару-тройку своих холстов? Не мешает посетить его квартиру, и сделать это нужно немедленно, пока он находится на вечеринке.
Я незаметно улизнула из галереи и, поймав такси, назвала адрес на Монмартре.
* * *
Такси остановилось на Римской улице у дома номер четыре. У Андре был такой несерьезный замок, что через полторы минуты я уже стояла посреди гостиной. Интерьер квартиры был оформлен в современном стиле: минимум предметов, максимум комфорта.
На стенах темными и светлыми пятнами выделялись развешанные полотна. Я направила фонарик на один из них: портрет молодого длинноволосого человека. Выполненный густыми, широкими мазками, в откровенно гротескной манере, портрет напоминал скорее дружеский шарж или смелую провокацию.
Начала я с ящиков стола в соседней комнате. Каждый ящик был заперт на ключ — пришлось повозиться. Уже во втором ящике я обнаружила нечто интересное…
* * *
— Фриц совсем оборзел, дал срок до конца недели, если я не заплачу, он меня с потрохами слопает! — сказала Анн-Софи.
— До конца недели пять дней, деньги у меня будут, но не так скоро. Если что-нибудь продастся, может быть, я тебе подброшу немного. — Андре был раздражен.
Мне пришлось спрятаться за шторой, когда я услышала звук поворачивающегося в двери ключа. Не очень удачное укрытие, но другое искать просто не было времени.
— Немного меня не устроит, я должна ему уже тридцать семь тысяч, — требовательно заявила Анн-Софи, — между прочим, добрую половину должен ты.
— Да знаю я, — огрызнулся Жофруа, — я же сказал: деньги будут, давай лучше ширево, у Фрица всегда клевый героин.
— Подожди, когда будут?
— Может быть, через месяц, но для этого ты должна помочь мне.
— Что я должна делать?
— Практически ничего, молчать, а когда спросят, отвечать так, как я тебе скажу.
Они пошли на кухню. Воспользовавшись этим, я пробралась к двери и, осторожно повернув замок, вышла из квартиры.
* * *
Париж
25 мая
22 час 25 мин
Фигура Бронштейна на какое-то время оказалась отодвинутой на второй план, не по моей, впрочем, вине. Тем не менее необходимость встретиться с ним заставила меня позвонить в Нью-Йорк. После двенадцатого гудка трубку наконец сняли.
— Алло, кто это? — раздался в трубке недовольный заспанный голос.
В Нью-Йорке было около четырех утра, поэтому я могла себе представить возмущение абонента, но я так долго его разыскивала, этого неуловимого Бронштейна, что сейчас беспокоила его в такую рань не без некоторого злорадства.
— Мистер Бронштейн? — поинтересовалась я.
— Да, это я, что вам нужно? — раздраженно спросил он.
— Всего лишь удостовериться, что вы дома, — ответила я и положила трубку.
Я завтракала в ресторане аэропорта Орли, до вылета оставалось больше часа. Заказала филе миньон с грибами и красное вино.
— У вас не занято? — Подняв глаза, увидела Джона Горбински.
— Доброе утро, — улыбнулась я, — присаживайтесь, пожалуйста.