– Нет, когда обещают таким тоном. Мила, у нас было все хорошо, мне бы хотелось, чтоб так и осталось…
– Тогда почему ты не хочешь мне помочь?
– Чем? Как? – застонал Серафим.
Но она сама не знала.
Около трех недель Вячеслав не знал покоя. В Москве он лишь вечер посвятил родителям, остальное время употребил на возобновление связей. Для чего они нужны? Чтобы помочь непосредственно на месте. Одно дело – он приедет в город Линдера частным лицом, другое дело, когда позвонят в соответствующие органы и попросят оказать ему помощь.
Две недели Вячеслав торчал в архивах в поисках Веры Линдер, а там… черт ногу сломит. Понимая, что времени уйдет непомерно много, он искал и другими способами. Во-первых, нанял водителя с машиной, проехался по адресам, указанным Линдером. Дома Фургона уже не существовало, на том месте выстроен спортивный комплекс лет тридцать назад. Родительский дом Веры стоит, но в нем живут другие люди, о бывших хозяевах ничего не знают. Стоит и дом, где Линдер жил с женой, теперь это учреждение, раньше-то строили на совесть. Дом Тараса и Майи снесли, выстроили многоэтажки, которые успели обветшать. Проезжая по этим местам, Вячеслав восстанавливал в памяти историю Линдера, иногда казавшуюся неправдоподобной…
Во-вторых, ему посоветовали обратиться в налоговую и пенсионный фонд, где есть сведения о людях. Вячеславу нужны были не только фамилии, а места работы, адреса. Пришлось побегать по местным органам, просить помощи…
О результатах поисков Вячеслав регулярно писал Линдеру, звонил.
Медсестра прошла мимо Милы, сидевшей на стуле в длинном коридоре детской поликлиники, забежала в кабинет и, дождавшись, когда мать с ребенком ушли, шепотом доложила:
– Она опять сидит.
– Кто? – откладывая в сторону карточку, спросила врач.
– Женщина. Молодая. Сидит одна. Я ее постоянно вижу, говорила же вам.
– А ты спрашивала, почему она сидит у нас?
– Нет, как-то неловко…
– Хорошо, я поговорю с ней.
Врач сначала выглянула в коридор, среди женщин с детьми увидела одинокую фигуру на стуле. В затылок задышала медсестра:
– Вон она. Может, это похитительница детей?
Врач красноречиво посмотрела на девушку, дав понять, что ее предположение глупое. Но странное поведение насторожило врача, хотя женщина ничего не сделала, да и одета хорошо… Врач подошла к ней:
– Простите, вы к кому?
Мила подняла на нее глаза, полные непонятной мольбы, что-то невнятно пролепетала о муже, который должен подойти на консультацию, но не пришел, встала и убежала. Доктор посмотрела ей вслед, пожав плечами.
Мила не предполагала, что придется давать объяснения, почему сидит в поликлинике. Она возвращалась домой с внутренним крахом, ощутив полную бесплодность усилий. Вот и пришло осознание: ошиблась, показалось, будто ребенка подменили, пора смириться и прекратить поиски.
Чтобы не расстраивать Серафима, Мила теперь возвращалась засветло, до его прихода с работы, готовила еду, старалась быть прежней. Не всегда получалось, он чутко улавливал ее настроение, надоедал вместе с мамой повышенным вниманием. Находясь на взводе, она часто срывалась, за ссорами следовало обоюдное молчание, потом примирение. Мила дала себе слово, что подобных взрывов с ее стороны больше не будет, настраивалась на позитивную волну.
И всерьез забеспокоилась, когда ей показалось, что ее преследуют. Мила стала наблюдать за людьми на улицах, пока не поняла: это маниакальность, это опасно. Но двоих мужчин она встречала постоянно, объяснений, почему они попадаются ей по очереди, не находила, с мужем говорить на эту тему не решалась. Безлюдные места она пробегала, как заяц, в подъезде взлетала на свой этаж и торопливо открывала дверь.
И сегодня, выйдя из поликлиники, она заметила одного из тех двоих. Не странно ли? Домой примчалась на такси, хотя ехать недалеко, а попав в квартиру, долго не могла отдышаться, словно страх стянул арканом грудь, не давая возможности дышать. В который раз она сказала себе: хватит, так до дурдома недалеко.
Мила приняла ванну, выбрала платье, уселась перед зеркалом и стала рассматривать себя. Общение с зеркалом в последнее время ограничивалось расчесыванием волос и закалыванием их шпильками. Что там, в зеркале, отражалось – не интересовало, зато сейчас она вспомнила слова Алика: «Неважно выглядишь, старуха». На самом деле неважно: глаза тусклые, под ними синие круги, осунулась, бледная. Смерть, да и только. Как муж не сбежал? Мила наносила косметику, а рука отвыкла. Обещала Серафиму к вечеру быть готовой – он ведет ее в ресторан на какое-то торжество, куда приглашен вместе с женой. Идти не хотелось, но именно сейчас, начиная заново жить, среди людей и веселья легче вернуться к себе же.
Серафима едва удар не хватил:
– Ну… – и развел руками, потом обнял Милу. – Я женился на самой красивой женщине в мире. Кися, едем?
За столом сидело человек двадцать, Тереза махнула им рукой – сюда, невестка и сын подались к ней. Миле не хотелось видеть свекровь, тем более сидеть рядом с ней. Это живое напоминание, лишние взгляды с горестью в глазах, того хуже – начнет спрашивать: как ты, отошла?
От бокала вина закружилась голова, улыбаясь, Мила слушала тосты. А собрались, в общем-то, по ничтожному поводу: исполнилось три года, как несколько предпринимателей объединились против некоторых чиновников. Борьба в разгаре, и это очень смешно.
Мила не танцевала, для танцев нужно иметь больше силенок, а она пока не оправилась. Правда, Серафим все равно вытянул ее на медленный танец, это тоже был возврат к себе и к нему, потом Мила пошла в туалет.
Вымыв руки и высушив, она пудрилась, мысленно хвалила себя. И платье удачное подобрала с обнаженным плечом, и косметику нанесла неплохо. Она красила губы, когда вошла смазливая девица с длинными волосами и стала вытирать салфеткой лицо. Мила закончила красить губы, бросила помаду в сумку и пошла к выходу. Но вдруг…
– Как же ребеночек растет без мамочки?
Молниеносно развернувшись, Мила впилась глазами в девицу. А та смотрела только на свое отражение в зеркале, будто не она произнесла страшную фразу. Но в туалетной комнате никого больше не было.
– Что ты сказала? – проговорила Мила, наступая на нее.
Девушка перевела глаза в зеркале на Милу, ответом была усмешка, потом она достала помаду.
– Ты что-то знаешь, – догадалась Мила, очутившись рядом с ней. Она развернула девицу рукой. – Где мой ребенок?
– Отцепись, дура, – прошипела та, дернула плечом, освобождаясь от пальцев Милы. – Тебе до него не добраться!
Мила бросилась на нее, как кошка, вцепилась в волосы и с остервенением трепала, приговаривая сквозь зубы:
– Где он? Отвечай, гадина! Где он?