— И вы, значит, берете пример с Дали? — спросила Лариса.
— Конечно, я же художник, а не певец. Если бы я пел песни или сочинял музыку, я бы встретил вас добрым голосом Булата Шалвовича Окуджавы: «Может, вы дверь перепутали? Улицу, город и век?» — Огоньки в глазах Алтуфьева очень озорно заиграли. — Да вы не теряйтесь так, вы похожи на мадонну, сошедшую с полотен итальянских возрожденцев. Признаться, не люблю эту реалистическую мазню, но иногда приятно посмотреть, отдохнуть от нынешнего чересчур суетного бытия. Вы присаживайтесь, у меня есть несколько чистых стульев. Один из них я могу предложить вам.
И художник прытко схватил один из стульев, стоявший посередине большой комнаты, и поставил прямо перед Ларисой.
— Садитесь, не бойтесь. Сам-то я не страшный, не кусаюсь.
Лариса тем временем уселась на стул.
— Итак, чем обязан? Представляться я не буду, поскольку это излишне. Вы ко мне пришли, следовательно, знаете, кто я. А вот кто вы — это очень даже интересно. Возможно, кстати, я напишу ваш портрет. Не так, конечно, нужно будет сесть, немного поменять ситуацию со светом… Вот! Поверните голову!
Алтуфьев легко прикоснулся рукой к виску Ларисы и повернул ее голову примерно на двадцать градусов вправо.
— Прекрасно! Вот так! — воскликнул он с восторгом. — Однако я так и не узнал, что же вас ко мне привело…
— Вы не даете мне слова сказать! К тому же встречаете таким странным образом! — попыталась заметить Лариса.
— И тем не менее, — бросил реплику художник, по-прежнему ожидая ответа.
— И тем не менее меня зовут Лариса Викторовна Котова.
— «Викторовну» мы сразу откидываем, зачем это вам? — непринужденно отреагировал Алтуфьев. — А Лариса — это прекрасно. Чайка! По-гречески…
Он бросил на Котову такой взгляд, будто открывал для нее Америку.
— Мне это известно, — улыбнулась Лариса. — Мой ресторан так называется.
— «Чайка»? Это ваш ресторан? — скептически спросил Алтуфьев, бесцеремонно оглядывая Ларису с головы до ног и оценивая ее на предмет, может ли она быть директором ресторана. — Вам необходимо расписать интерьер? В каком стиле?
— Нет, я не по поводу интерьера, и вообще вы меня интересуете не столько как художник, — решительно заявила Лариса, — сколько как знакомый некоего Виталия, с которым вы только что расстались.
— Вы его старшая сестра? — тут же спросил Алтуфьев.
— Нет, — выдохнула Лариса, отметив, что ее терпение на пределе. С господином Алтуфьевым было очень сложно общаться, по крайней мере сейчас.
— Боже, в чем вы его подозреваете? — вдруг всплеснул руками художник. — Наверняка в том, что я, одинокий человек, встречаюсь с бедным мальчиком и развращаю его! А вы если не его старшая сестра, то… Только не говорите, что вы его мама!
Алтуфьев закрыл лицо руками.
— Это было бы невыносимо! Вы так молоды!
— Перестаньте паясничать! — вскричала Лариса.
Художник немедленно убрал руки с лица, картинно успокоился и произнес:
— А что вы сделаете, уйдете? Вам от меня что-то надо. Поэтому я вполне могу себе позволить попаясничать. Я же не пристаю к вам с домогательствами!
— Этого еще не хватало! — вспыхнула Лариса.
— А что вы так удивляетесь? — спокойно хмыкнул художник. — Вы — женщина, пришли к одинокому мужчине… Все как бы, так сказать, располагает.
— Вообще-то меня интересует Виталий, — передразнив Алтуфьева, проговорила Лариса.
— Ах да, Виталий! — притворно хлопнул себя по лбу Алтуфьев. — Ваши подозрения беспочвенны. Я не гомосексуалист. А Виталик — просто молоденький мальчик, не нашедший себя в жизни и пытающийся писать стихи. Правда, пока неудачные… Смазлив, и это его главный на данный момент капитал, впрочем, и его он растрачивает пока что зря. Вот и все, что я могу сказать вам об этом пареньке. Если вы его мама, то я заранее прошу меня извинить за рубцы на родительском сердце, — и Алтуфьев ухмыльнулся.
— Я не его мама, — заметила Лариса.
— Очень жаль.
— Что? — удивилась Котова.
— Нет, ничего, это я просто так, как говорят в театре — реплика в сторону. А позвольте все же полюбопытствовать, зачем вам понадобился этот Виталик? Неужели он вас заинтересовал?
Алтуфьев лукаво подмигнул Ларисе.
— Я понимаю, понимаю… «Волосы, как солнце, золотые, а глаза такие голубые», — вдруг запел он ни к селу ни к городу. — Правда, волосы не золотые, но глаза голубые, — закончил он уже обычным голосом.
— Скажите, а вы знакомы с Жанной, его девушкой? — спросила Лариса, не обращая внимания на его выверты.
— С Жанной? — переспросил Алтуфьев, наморщив лоб. — Ах да, знаком! Но все же с какой стати я должен отвечать на ваши вопросы?
— Я — частный детектив, — решилась раскрыть карты Лариса.
Алтуфьева как громом поразило. Он застыл на месте, потом медленно отошел к дивану и присел. Сейчас он имел вид абсолютно потерянного человека, которого закружил вихрь жизни и неожиданно подбросил в его квартиру женщину-детектива.
— Не понимаю — вы директор ресторана и частный детектив?
— По-вашему, такого не бывает? — улыбнулась Лариса.
— Да нет, почему же… — закивал в ответ Алтуфьев. — Но чем я могу помочь? И потом, чтобы что-то рассказать, мне необходимо узнать, что произошло? В чем вы подозреваете этих милых молодых людей?
— Пока я не могу сказать точно, но, кажется, они замешаны в краже большой суммы денег, — уклончиво ответила Лариса.
Алтуфьев поцокал языком, потом встал, прошел к столу и достал сигарету из пачки. Закурив, он снова вернулся на диван и сел, положив ногу на ногу.
— Понимаете, у меня здесь собираются молодые люди — поэты, художники, из начинающих… Виталик Мурылев — один из них. Но он не мог украсть деньги. Это не его профиль.
— А что у него за профиль? — тут же спросила Котова.
— Его профиль — ухлестывать за девицами. И писать стихи. А обеспечен он и так достаточно хорошо, чтобы еще разевать варежку на чужое. Ко всему прочему, он трусоват. Он — лишь один из тех, кто приходит ко мне тусоваться. И Жанна — тоже одна из них. Правда, Виталик все больше приходит один.
— А вы знаете Дениса Рогачева? — спросила Лариса.
Алтуфьев скептически скривился.
— Нет, индивид с такими инициалами мне незнаком, прошу меня простить, — и он приложил руки к груди.
— Жанна появлялась у вас только с Виталиком?
— Виталик появлялся у меня с Жанной, — поправил Ларису хозяин дома. — Так будет вернее сказать. А все же мне кажется, что надо написать ваш портрет, — перешел он легко на другую тему.
Затушив сигарету, он снова подскочил к Ларисе и внезапно остановился.