— Давай… Померанцев, ты за понятыми собираешься?
— Чуть позже, а вдруг замочек поддастся?
— Так я именно поэтому и говорю о понятых…
— Ну какая тебе разница, если та кассета действительно там? При понятых ли обнаружим, без них ли… — Померанцев вздохнул. — Может, пока ребята тут работают, на воздух?
— Раньше ты более тщательно следовал букве закона… Пошли!
— Зато ты наоборот… Ладно, я поеду — привезу Нину Козакову и этого дедка, о котором она говорила.
Для того чтобы привезти понятых, Валерию понадобилось почти полчаса. Козакова выглядела на удивление свежей и бодрой, словно времени было не два часа ночи, а ясный, солнечный полдень. Казалось, женщина ничуть не удивилась, обнаружив, кем именно оказался вчерашний «покупатель».
Что касается дедка, — как выяснилось, дальнего родственника Шмелева, — тот выглядел заспанным и сердитым, и, как признался Померанцев, если бы не «крепостная крестьянка», вряд ли бы его удалось уговорить выступить в роли понятого.
Голованов все еще возился с сейфом, пытаясь вскрыть хитрую конструкцию и изредка чертыхаясь. Яковлев при виде понятых извлек бланки протоколов — и процесс пошел…
Козакова довольно спокойно прореагировала на предъявленную ей «камеру пыток», чего нельзя было сказать о дедке.
— Говорил я Марье, когда этот ее засранец еще без портков бегал: мол, забалуешь его — бандюком вырастет! — возмущенно сообщил старик. — Вот и на-кася теперь выкуси!.. Ах ты господи, вонища-то какая… Нинка, у тебя после выпить-то чего найдется?..
— Поднесу, Степаныч, не боись, — кивнула Козакова, молча разглядывая предъявленную ей заскорузлую от засохшей крови спортивную куртку, и с искренним любопытством поинтересовалась у Яковлева: — Никак пытали тут кого?
— Это будет решать следствие, — коротко ответил Яковлев. И в тот же момент раздался наконец победный возглас Головача: «Есть!..»
Серебристый сейф внезапно натужно зажужжал, тренькнул, словно далекий колокольчик, и нехотя дверца его открылась, уступив усилиям Голованова.
И оперативники, и Померанцев с Денисом, и понятые столпились перед металлическим ящиком.
— Так, понятые, — Яковлев нахмурился, — я записываю: «В нашем присутствии был вскрыт…»
— Да пиши ты, молодец, что хочешь! — отмахнулась Козакова, вытягивая шею и пытаясь заглянуть в сейф через плечи мужчин. — А чего там-то, деньги?! Тышши небось?!
И разочарованно собрала губы в гузку, увидев, как один из понаехавших мужиков, покопавшись в металлическом нутре и чем-то там пошуршав, извлек на свет самую обыкновенную видеокассету.
Боль была почти непереносимой. Судя по тому, как скорчился мужчина, гнездилась она где-то в области солнечного сплетения, распространяясь по всему истерзанному телу… Чьи-то пальцы, вплывшие в кадр, грубо вцепились в плечо мужчины и выволокли его из тесной душевой кабинки, отделанной белоснежным кафелем. На мгновение в кадре мелькнуло лицо, и Денис нажал кнопку «Стоп».
— Узнаёшь? — пробормотал он.
— Сукин сын Любимов — охранник из сауны, якобы ничего не слышавший и не видевший, — зло бросил Яковлев, и пленка закрутилась дальше.
Теперь в кадре был другой персонаж, хорошо известный всем присутствующим, кроме понятых, спрашивать, узнали ли его, надобности не было.
Белое как мел лицо Фомина, затем его руки, пляшущие на курке пистолета, наконец, общий план — вся его трясущаяся фигура, жалкая, почти настолько же скорчившаяся, как и пытающийся встать на колени, все еще живой, хотя-и изуродованный до неузнаваемости Сергей Александрович Корсаков… Ему удалось не только слегка приподняться, несмотря на адскую боль и скованные наручниками за спиной руки, но и глянуть единственным не заплывшим от побоев глазом на своего давнего друга и партнера.
— Кому сказал, стреляй! — Это были единственные слова за всю страшную съемку, произнесенные где-то за кадром голосом, который Денис не мог не узнать и точно так же не мог не содрогнуться, узнав его…
В следующую секунду прыгающие пальцы Фомина нащупали наконец курок, и выстрел грянул… А вслед за ним раздался тоненький, пронзительный визг Фомина, осевшего рядом с телом Корсакова, последним в кадре мелькнул пистолет, который тот все еще удерживал в ослабевших пальцах, и по экрану замелькали черно-белые снежинки.
В полной тишине Яковлев прокрутил кассету до конца, больше на ней никаких записей не было.
— Говорил я Марье… — растерянно прошептал дедок, видимо тоже узнавший голос Василия. И тут же умолк, не закончив фразу.
Нина Козакова перевела дыхание и размашисто перекрестилась. Повернувшись к Померанцеву, она слегка покачала головой:
— Не знаешь, как звать-то этого бедолагу?..
— Сергеем Александровичем, — автоматически ответил Валерий, все еще — так же как и остальные — находившийся под жутким впечатлением увиденного.
— Да отчество-то его мне без Надобности, — вздохнула Козакова. — Завтра с утречка в церкву поеду, записочку за бедолагу подам да свечку поставлю об упокоении…
Померанцев слегка вздрогнул, отгоняя от себя застрявшие в сознании страшные кадры. И достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон.
— Володя, — обернулся он к Яковлеву, — давай займись бумагами, а я подымусь наверх, позвоню Сан Борисычу, пусть высылает машину и еще парочку наших… То есть ваших оперов. Будем брать-этих… И сразу этапировать в Москву, а то здесь их дольше суток держать нельзя — сбегут… И с арестом тянуть нельзя тоже.
— И по тем же причинам… — Яковлев посмотрел на часы. — Не рановато Сан Борисыча тревожить собрался? Начало пятого…
— В самый раз, — буркнул Валерий. — Ладно, вы тут заканчивайте, я пошел, а то из этого подвала вряд ли дозвонишься…
— Мы с тобой, — остановил его Денис. — Я имею в виду, что вряд ли тебе понадоблюсь очень скоро…
— Понадобишься в качестве свидетеля… Володя, тебе кого тут оставлять — Агеева или Голованова?.. А то «Глория» в город намылилась!
— Сам управлюсь, — буркнул Яковлев, торопливо заполнявший протоколы. — Ты-то ведь остаешься?
— Куда денусь… До станции здесь всего километр, электрички пойдут вот-вот…
— Первая через сорок минут, — отозвалась примолкшая Козакова.
— Машину я вам оставлю, — бросил на ходу Денис, направляясь к выходу из подвала.
Вдвоем с Померанцевым они выбрались на подворье и остановились у калитки, поджидая Голованова с Агеевым.
— Ты уверен, что Василий или Мозолевский сюда сегодня не нагрянут? — помолчав, поинтересовался Валерий.
— Им сегодня не до того, — усмехнулся криво Грязнов-младший. — Забыл сказать, Курбатов мне звонил вчера вечером, судя по всему, деньги Фомин будет передавать Мозолевскому как раз сегодня… Курбатов, если ты не забыл, собирается этого типа брать как раз сегодня, в момент передачи денег: он, пока общался со здешними коллегами, двоих оперов местных нарыл, говорит, вполне честные ребятки… Ну и Галка Романова.