Значит, кто-то другой из Посланников вмешался в акцию.
Девчонка и вояка утром были в Сасово. Писатель ехал поездом, ему еще полтора дня телепаться. Пацан? Чушь…
Визирь заерзал на просторном сиденье.
Может быть, Посланник Знания пошел по его пути? Решил, что стоит устранить прототипа?
Абсолютно не в его характере…
Какой уже раз они сходились в этой безжалостной схватке — и чьи-то линии исчезали навсегда, а вместо них добавлялись новые, со своей правдой и своей верой. Порой они шли годами, десятилетиями — игры Посланников среди беспомощных людей-манекенов, которые покорно метались из стороны в сторону. И сколько раз он почти побеждал — почти…
…Шум персидской армии… словно шум моря… но разве числом побеждает Власть? «Я не краду победу» — в лица советников, уже смирившихся с поражением. О, его не могли, не должны были остановить!..
…И степь дрожала под копытами конницы, безумным морем выплеснувшейся из берегов, и в раскосых лицах, не знавших страха, отражались пылающие города, а броню они надевали лишь на грудь — нет спасения воину, повернувшемуся спиной к врагу…
…"Виват, Император! Виват»!.. и ночь над пылающей Москвой, и бегство по снегам. И власть. Над куском скалы в океане…
…Ему понравилась эта страна — после того поражения. И он сотворил из нее колосса, через какую-то сотню с небольшим лет, и стер в прах того Посланника, что пошел против Власти, и над сгоревшей рейсхканцелярией взвилось его красное знамя, но он просто не успел, чуть-чуть не успел, он переоценил себя, свое исковерканное тело, и колосс шагал еще почти сорок лет, но уже не было той веры, той любви, что он умел дарить своим рабам, и Империя рассыпалась в прах…
…И вновь поднимать ее из руин — ибо нет в этом мире иной страны, что так любила бы его, любила, сама того не понимая, ни коммунизм и ни капитализм, ни своего, и ни инородца — а просто Власть, хлесткую, как хозяйская плетка, и ласковую, как улыбка вождя…
Новая линия? Седьмой?
Кто?
Чей миг настал, чей день выпестован судьбой, кто ходит во мраке, неразличимый для них — вечных соперников и игроков, знающих лишь свою сторону истины, готовых принести ее в мир — скрученный прежними победами в узел противоречий и ненависти?
Машина сбавила ход, заворачивая на боковую дорогу, куда более ровную и ухоженную, чем трасса…
И свинцовый град ударил в ветровое стекло.
«Кедр» был почти неощутим в руках. Поразительно слабая отдача — и прекрасная кучность боя. Длинная очередь размолола стекло, и Илья увидел, как дергается, словно пытаясь выпрыгнуть навстречу пулям, водитель.
«Мерседес» вильнул, на мгновение ускорился — видно, умирающий водитель в агонии надавил на педаль. Потом мотор смолк, и машина мягко съехала на обочину.
Илья лежал, вглядываясь в салон — пустой, те, кто выжил, нагнулись. Было еще двое — клиент и телохранитель. Карамазову казалось, что охранника он зацепил… но с автоматом трудно быть уверенным в точности боя.
Он выждал минуту, вторую. По трассе пронеслась машина, не сбавляя ход, хотя водитель не мог не увидеть уткнувшийся капотом в дерево «Мерс».
Илья чуть-чуть приподнялся. Щелкнул выстрел, пуля пропела над головой, срезая остатки листвы. На щеку Ильи, вновь прильнувшего к земле, опустился мягкий влажный лист.
Проклятье. Охранник жив — и не запаниковал. Даже заметил, откуда обрушился на машину поток огня…
Карамазов повел стволом, окатывая машину длинной очередью. Зашипели пробитые баллоны, лопнули оставшиеся стекла. Но — ни звука. Ни малейшей паники, заметной для него, никто не выпрыгивал из пробитого «мерседеса», не бежал к трассе, чтобы стать мишенью…
Проклятье. Илья первый раз пожалел о том, что у него нет гранат.
— Визирь, не шевелитесь, — прошептал Фархад. Он скрючился на переднем сиденье, рядом с мертвым водителем, чье лицо превратилось в кровавое бесформенное месиво.
— Сильно зацепило, Фархад?
Посланник Власти лежал на полу, прижимаясь щекой к грязному полу. Костюму хана. Жалко, хороший был костюм, неделю как сшили…
Отложив телефон, Визирь вслушался в тяжелое дыхание телохранителя, посвистывание пробитых баллонов. Нападавший выбрал отличное место для засады — они были как на ладони…
— Ерунда, — охранник быстро глянул на пробитое предплечье. — Затянуть бы…
Он толкнул дверцу, и из кустов снова забил автомат. Заслонив лицо руками, Фархад переждал стеклянный дождь последних стекол. С легким удивлением подумал, что Хайретдинов оказался неожиданно смелым человеком. Самым страшным сейчас была бы паника.
— Рашид Гулямович, это одиночка. Все будет в порядке. Он не рискнет приблизиться.
— Я хочу взять его живым, Фархад.
Охраннику показалось, что он ослышался.
— Достань у водителя пистолет. Кинь мне.
Фархад извернулся, заваливая на себя труп. Его обрызгало кровью, он сжал зубы, откинул полу пиджака, секунду сражался с кобурой. Нападавший вроде бы не заметил возни.
— Я брошу на сиденье.
«ПМ» тускло сверкнул, описывая дугу над креслом. На этот раз нападавший отреагировал — еще одна очередь прошла сквозь машину, уже из другой точки… Фархад вытянулся, стреляя в открытую дверь. Никакой реакции…
— Эй! — крикнул Хайретдинов. — Поговорить не желаешь?
Никакого ответа, конечно… Фархад до боли в глазах всматривался в ночь. Не глядя протянул руку, щелкнул клавишей, отключая в машине свет.
Еще один выстрел. Он успел заметить вспышку — убийца опять чуть сместился в сторону, подбираясь ближе. Фархад выстрелил.
Тишина.
— Я вызвал охрану, — негромко сказал Хайретдинов. — Минуты через три они будут здесь. Ладно. Прикрывай меня, Фархад…
— Что?!
Хайретдинов распахнул дверцу и выкатился из машины.
Илье показалось, что он сходит с ума.
Мишень сама бросилась в атаку!
Он узнал его сразу — фигуру из сна, депутата, клиента — коренастого узбека, который чем-то не понравился тьме. Тот выпрыгнул из машины, темным силуэтом скользнув на фоне осевшего «мерса». Карамазов выстрелил — но клиент уже распластался на земле, прикрытый каким-то несчастным бугорком…
— Кончай стрелять! — крикнул он. — Поговорим!
…ОХРАННИК В МАШИНЕ, КЛИЕНТ ЧУТЬ В СТОРОНЕ, ЛЮБОЕ ДВИЖЕНИЕ — И ОН ПОДСТАВИТСЯ ПОД ПУЛИ…