Кто из них настоящий, а кто — копия? Кто более адаптирован, лишен комплексов и сомнений? Кто настоящий писатель, а кто — халтурщик от литературы?
…Она заранее вышла в тамбур, и Ярослав помог ей донести чемодан. Проводник, покуривающий какие-то невыносимо вонючие сигареты, быстро и хитро подмигнул ему. Ярослав сделал вид, что не заметил этого.
— Все-все-все, — Тоня отобрала чемодан. — Убегай, — покосилась на проводника, но все же поцеловала Ярослава. — Будь повеселее, Ярик! Ладно?
— Я постараюсь.
— Ну и молодец, — она качнула головой — и словно преобразилась. Стала строгой и собранной. Ярослав даже залюбовался этим мигом — переходом от веселой девчонки без тени комплексов к серьезной «мужниной жене».
— Прощай, Тоня, — сказал он. — Удачи тебе.
В коридоре уже дергающегося, тормозящего поезда, он поймал себя на том, что почти бежит. Моралист сраный… Ярослав дернул дверь купе и вошел с твердым намерением высказать Визитеру что-нибудь злое и обидное.
Тот сидел, обхватив лицо руками, слегка покачиваясь взад-вперед.
— Что с тобой?
— Девчонка… дурак я…
— Стыдно стало?
— Я не о том, — полушепотом отозвался Слава. — Я не о Тоне…
— Не понял.
— Анна — Мария. Посланница Добра, — Слава захохотал, не отрывая рук от лица. — Ох и идиот же я! Кретин! Еще предполагал ее в союзницы…
— Что случилось?
— Что? Знаком я ошибся… и не я один. Ярик… если мы сможем остановить эту девочку, то нас бы стоило при жизни канонизировать.
— Ты объяснишь толком? — Ярослав схватился за полку, когда поезд дернулся в последний раз и замер.
— Нет. Пока — нет… Слушай новый расклад. Убит Посланник Силы. Посланницей Добра… — он снова засмеялся. — Его прототип заключил альянс с Посланником Власти. В колоде объявился джокер. Кто-то седьмой. Я его пока не вижу… так бывает. Он устранил профессора… прототипа. Посланник Знания ушел… и вступил в альянс с мальчишками. Возможно, это даст им шанс.
— Ты же предпочитал говорить «Визитеры», — зачем-то заметил Ярослав.
— Визитеры? Это я — Визитер. Шестерка, которую побьет любой.
— Успокойся, а?
— Да я спокоен… — Слава отнял ладони от лица — глаза были сухими. — Выйди, купи водки, а?
— Пошел на хер! — Ярослав тряхнул его. — Хватит! Соберись. Ты тоже кое-что можешь — не думай, что я не заметил твои опыты в Актюбинске!
— Этого мало, Ярик… так мало для нашего мира.
— Ты что, хочешь сдаться?
— А ты когда-нибудь сдавался?
— Нет.
Слава кивнул.
— Значит, будем идти до конца. Только если я струшу… не останавливайся. Пути назад нет, Ярик. Нет. Хреновый расклад выпал… в этот раз.
Визард не спал. Не стариковское это дело — спать в поездах.
На вокзале Алпатьево они вышли глубокой ночью. Кирилл быстро взбодрился от свежего воздуха, а Визитер дремал на ходу. Им повезло — уже через полчаса они садились в скорый до Москвы. На этот раз в купе они были не одни — какой-то зарывшийся в простыни мужчина подозрительно глянул на них, стянул с вешалки пиджак, уложил его между собой и стенкой и уснул.
Мальчишки забрались на верхние полки, Визард лег внизу.
Вот он, его альянс… Первый, и, наверное, последний в этой игре. Умирающий старик и двое беспомощных детей. Разве этого он хотел?
Знание умирает. Знание служит силе и власти. Знание неспособно изменить мир.
Разве не убеждался он в этом — раз за разом? Становясь все сильнее с каждым своим появлением… и вновь, и вновь не умея воспользоваться этой силой…
Вот сейчас — в его власти уничтожить Посланника Развития. Нет, он не сделает этого, и мораль здесь ни при чем. Его удерживает легкая тень надежды — что Визитер станет чем-то близким к нему… соединит обе линии. Конечно, если Знание сможет что-то дать в поединке.
Что…
Поезд громыхал, приближаясь к Москве. Бессмысленная поездка, отчаянная уловка обреченных, попытка выйти из-под контроля…
Надо уснуть. Надо позволить знанию коснуться его, узнать, что случилось за этот день. Собрать крохи могущества, которые способно дать Знание. Его прототип — он держался до конца, ухитрился заговорить убийцу, убедить того оставить оружие. Надо быть достойным старика.
Если нет ничего, кроме достоинства, то и оно становится силой.
Карамазов метался по квартире. Ярости требовался выход. Но никого рядом не было — кроме его самого.
Что за клиенты ему попались? Даже пацан ушел — исхитрившись расквасить ему нос! Жирная свинья Хайретдинов взял в руки пистолет и пошел на него… и ведь Илья не убил наглеца. Глупо списывать это на ополоумевшего охранника — Карамазов не смог бы выстрелить в мишень. Перед ним был не просто человек, назначенный тьмой на заклание. За клиентом тоже стояла сила — непонятная и пугающая. Может быть, не равная тьме, но превосходящая Илью. Хайретдинов сам был силой, а Илья — лишь слугой. В этом-то и беда. И за стариком была своя сила, и за мальчишкой — пусть он не ощутил их так явственно, но они были, они защищали себя, свои человеческие воплощения.
И защитили…
Проклятый стимулятор. Еще утром это казалось такой удачной мыслью — не спать, ускользнуть от тьмы, сделать половину работы без ее указаний. Теперь попытка казалась наивным безумием. Он не справится сам. И не справится, получая советы.
Ему нужна настоящая сила. Равная той, что стоит за клиентами.
Илья ударил рукой по стене, не почувствовав боли. Постоял, глядя в рыжие газеты советских времен, аккуратно наклеенные на бетон. Всех, кто бывал у него в гостях, безумно веселили эти стены — подошедшие бы жилищу хронического алкоголика. Никто из них не думал, как важен для Карамазова его образ — чудаковатого редактора, работающего в странном издательстве, бережливого и замкнутого, способного вечерами сидеть под сиянием голой лампочки и аккуратно править тексты. «Корректор»… что ж, прозвище не хуже иных. Да, он аккуратен. Он очень кропотлив в работе. Он ценит свое здоровье. Он романтик и потому одинок…
Какая прекрасная обертка, прикрывающая его основную работу.
Илья тихонько, по-детски, заныл, колотя стену.
Уснуть надо! Уснуть! Услышать тьму!
В прихожей задребезжал звонок. Илья вздрогнул, метнулся взглядом по комнате. «Кедр», вычищенный и перезаряженный…