– Следуй за мной, сынок, – раздался в мозгу Влада голос отца Онфима.
Под ногами Влад ощутил нечто вроде вязкой болотной жижи. Значит, и здесь всё же имеется какая-то опора. А больше, кажется, нет ничего. Ни звуков, ни запахов, ни света. Только голос старого полкового священника, который, не нарушая тишины, звучал в голове.
Свет появился неожиданно. Океан ярких лучей обрушился на Влада со всех сторон, на миг ослепив его. Майор с трудом удержался, чтобы не прикрыть глаза руками, и ограничился тем, что, прищурившись, оставил для света лишь узкую щёлку между почти сомкнутыми веками. «Это проверка, – подумал он, – несомненно, какое-то испытание. Что ж, я готов».
– Это и есть твой парень, Онфим? – прорычал довольно неприятный голос. – Ты уверен, что нам нужен именно он?
Этот голос… Казалось, он целиком состоял из магической силы и колдовской мощи. «Великий магистр», – подумал Влад. Великий мастер магии и колдовства. Вполне вероятно, один из тех титанов-заклинателей, которые одним усилием воли запросто гасят звёзды, как мы выключаем светильники, давая отдых крошечным чертенятам, работающим в лампе.
Другого уже давно колотила бы дрожь, холодный пот ручьём заливал тело, но майор Прожогин помнит о главном правиле «Бурых медведей», о трёх великих «никогда» и стоит, зажав свой страх в кулаке. До чего же трудно следовать правилам именно сейчас, в такой миг. Влад по-прежнему ничего не видел сквозь толщу слепящего сияния. Его чувства, несмотря на всю свою остроту, безнадёжно сдались, отчаявшись преодолеть магическую стену, воздвигнутую вокруг.
– Да, почтенные члены конклава, – последовал ответ отца Онфима, обращавшегося к одному голосу, как к группе людей. – Это мой человек. Лучший воин из тех, что у нас есть. Много лет он был верным и надёжным солдатом Церкви. И сейчас настало время посылать в дело всё лучшее, что у нас есть. Американцы тоже начинают вести свою игру по этому поводу, а значит…
– Межпланетная полиция высылает следователя Лоусон, – послышался другой голос. – Она американка. Мы только что получили сообщение об этом. И мне представляется очевидным, что её мнение, её окончательное решение может быть… э-э… направлено в определённую сторону под сильным посторонним влиянием. Разумеется, в весьма неблагоприятную для нас сторону.
– Тем более, почтенные члены конклава, тем более очевидно, что мы должны командировать туда майора Прожогина, – настойчиво повторил отец Онфим. – Мы с ним прибыли сюда по вашему приказанию, чтобы получить последние распоряжения и указания.
– Указания элементарны, майор, – прогундосил неприятный голос. – Мы утверждаем, что это был несчастный случай. Роковое стечение обстоятельств, которое привело к злополучному пуску ракеты. Так вот, вы должны доказать, что это было именно так, что катастрофа произошла без злого умысла с нашей стороны. Если всплывёт что-либо ставящее под сомнение эту версию, проведите зачистку всей двусмысленной информации. Сотрите её любой ценой, вплоть до уничтожения носителей – будь они электронными, бесплотными или биологическими, включая гуманоидных. Разумеется, такие операции тоже нужно проводить с умом, чтобы не навлечь лишних подозрений. И ещё, майор. Не исключено, что этот «случайный» пуск был результатом работы какого-нибудь американского шпиона. Возможно, вы обнаружите торчащие из-за этой катастрофы уши американских спецслужб, сотворивших этот неслучайный «несчастный случай».
Влад поёжился. Теперь ему многое стало ясно, встало на свои места. Как же он раньше не подумал об этом?! Американский шпион! А иначе – ну скажите, как мог опытный экипаж космической крепости совершить такую вопиющую ошибку? Это же провокация, чистой воды провокация – никаких сомнений.
– Так вот, майор, вы должны учитывать и эту возможность. Держите это предположение в голове. А теперь главное: если вы найдёте хоть малейшие подтверждения этой версии – вам строжайше предписывается уничтожить их. Запомните: инспектор Межпланетной полиции Лоусон должна прийти к выводу и опубликовать в своём докладе, что пассажирский корабль был сбит в результате чистой случайности! Трагической, страшной, но – случайности. Можете обвинить в ней кого угодно из гарнизона крепости и принести его в жертву, но версия о «работе» американской разведки, о провокации не допускается. Такие обвинения в адрес Америки, как и утверждения о преднамеренном уничтожении гражданского судна русскими, приведут к войне между нашими странами и взаимному уничтожению. Войну мы должны предотвратить любыми методами. Если выяснится, что случившееся – дело рук шпионов или предателей, мы разберёмся с ними сами, не оповещая широкую общественность. Установки вам понятны, майор? Всё ясно?
– Так точно, – отчеканил Влад.
– Хорошо. Отец Онфим, вы можете идти. Проводите вашего человека и вернитесь.
– Слушаюсь, почтенные члены конклава, – сказал наставник и учитель Влада.
* * *
– Ну что, ты всё понял? – спросил отец Онфим, когда они с Владом вновь оказались в маленькой комнате под церковью на окраине Москвы. – Тебе ясно: мы все обращаем на тебя взоры, полные надежды… Впрочем, ни я, ни кто-либо из конклава не забыл, что ты только что вернулся с ответственной и опасной операции, отнявшей у тебя немало сил. Разумеется, никто и не думает лишать тебя твоего святого права на сон и отдых. Ты абсолютно свободен в своём выборе.
– Нет! – искренне воскликнул Влад.
Отказаться? Такое ему и в голову не приходило. В голове у него закружилась карусель образов: война… Надя… не в первый раз, но…
Отец Онфим сурово посмотрел на него:
– «Нет»? Что ж, хорошо сказано, сынок. Молодец. Значит, ты согласен… Но ты всё правильно понял? Я имею в виду то, что было сказано о возможной версии со шпионом. Если честно, я и сам немало удивился, когда услышал такое распоряжение. Учти, если эта мразь до сих пор ошивается где-то на станции, то – можешь себе представить! – у неё есть возможность изменить сведения, сохранённые в памяти компьютеров «Бородина». Что тогда получит инспектор Лоусон, какую информацию? И что тогда прикажешь делать нам?
– А её нельзя… того, уб… ну, или хотя бы повлиять на неё, воздействовать как-нибудь? – осторожно поинтересовался Влад.
Отец Онфим поджал губы и покачал головой.
– Увы, нет. Если на неё кто-нибудь и может надавить, то не мы. А вот американцы… Ребята там, наверное, сейчас в поте лица копаются в её файлах, вынюхивая слабые места. У каждого человека, сынок, есть уязвимое место, ахиллесова пята. Я тоже пытаюсь нащупать её слабость. Без этого нам нечего и пытаться склонить Таню Лоусон на свою сторону. А если не мы, то её смогут убедить в своей правоте другие…
– Но как она поступит, если это действительно был несчастный случай? – спросил Влад.
– Лоусон – американка, сынок. Американка, и этим всё сказано. Может быть, одна из лучших дочерей своего грязного народа, но тем не менее американка. А разве можно доверять американцам, Влад? Мы должны исходить из того, что Таня Лоусон всегда будет поступать самым невыгодным для нас образом. Но при этом с ней не должно ничего случиться, поскольку гибель следователя будет автоматически воспринята как доказательство нашей вины.