— Опомнись, княжна! Зачем твоей матери понадобилась смерть твоего отца?!
— Да потому что терпеть она не могла Лешко Белого! — Кулачки Аделаиды сжались. — А любила Конрада. Безумно любила и давно! Но вынуждена была выйти замуж за отца. Династический брак. Разумеешь, глупый русич?!
Вообще-то Бурцев разумел плохо.
— А Конрад что же?
— Дядя тоже женился. На Агафии — дочери черниговского князя Святослава. Мазовецкому правителю нужен был этот марьяж, чтобы укрепить свои позиции. Обе свадьбы сыграли в один год.
— Марьяж? Ну да, конечно… Жениться по любви не может ни один король.
— Мне горько говорить об этом, но мать тайно встречалась с Конрадом. Их встречи участились, когда краковский стол начал набирать силу. Дядя, ослабленный северными войнами с прусами и ятвягами, опасался, что отец подомнет Мазовию под Малую Польшу. Потому ему были выгодны эти свидания.
Грымыслава стала одновременно любовницей Конрада и мазовецким шпионом в самом сердце Малопольского княжества. И она была только рада оказать содействие в убийстве мужа. Именно моя мать убедила отца поехать на встречу с предателем Святополком. Да еще уговорила Лешко не брать с собой большую дружину, и она же обещала Святополку награду и покровительство за нарушение вассальной клятвы.
Снова по лицу Аделаиды покатились слезы.
О времена, о нравы! Бурцев вздохнул. Конечно, если политика перемешана с любовью и адюльтером, всякое может быть. Однако голословно заявлять такие вещи и, тем более, безоговорочно верить в них — слишком не разумно. Нужны факты, доказательства, свидетели.
— Есть свидетель, — вспыхнула Аделаида, обиженная недоверием Бурцева. — Мой опекун, воевода Кракова Владислав Клеменс. Достойнейший человек. Он, как и подобает вассалу, всегда хранил верность отцу. Но о предательских кознях против Лешко Белоузнал слишком поздно. После смерти отца к Грымыславе прибыл Конрад. Якобы выразить соболезвования. Заговорщики, добившись своего, утратили бдительность, и воевода случайно подслушал беседу Конрада с матерью.
— И? — нахмурился Бурцев.
— И решил рассказать все услышанное детям своего господина. То есть мне, моему брату Болеславу и сестре Саломее.
— Гм, странно тогда, что вы, детишки, вообще уцелели. Раз уж пошла такая пьянка, заговорщики запросто могли бы вырезать весь род Лешко Белого и посадить в Кракове своего ставленника.
— Не все так просто, Вацлав. Открытые убийства и захват власти силой годятся не всегда. Соседние полькие княжества не признали бы прав нового властителя. Малопольские паны и народ тоже вряд ли присягнули бы на верность мазовецкому наместнику. К тому же у Конрада появился бы сильный противник в лице венгров. Ведь моя сестра Саломея состоит в браке с венгерским королевичем Кальманом Галическим.
— Как же тогда смог ваш воевода переговорить с твоей сестренкой? Отправился в Венгрию, что ли?
— А никак не смог. Саломея до сих пор ничего не знает. Мой брат Болеслав тоже. Ему было девять лет, когда погиб отец, так что брата сразу окружили люди, верные Грымыславе и Конраду. Сам же Конрад стал его законным опекуном. Быть опекуном малолетнего князя очень выгодно, Вацлав. Поскольку после смерти Лешко Белого Краковский стол унаследовал Болеслав, Конрад Мазовецкий получил возможность управлять через него всей Малой Польшей. Мой дядя теперь всячески оберегает брата от любого влияния извне. В общем, пробиться к Болеславу у Владислава Клеменса не было никакой возможности. Без особого пригляда оставалась только я. И воевода упросил мать отдать меня ему на воспитание. Мать не возражала — отдала. Как она сама сказала, «до поры до времени».
— То есть как это понимать — мать отдала. Какая ж мать отдаст свое дите?
Аделаида залилась краской. Да, нелегко даются эти признания княжне.
— А я ей была не нужна. Грымыслава вообще болезненно относилось ко всему, что напоминало ей об отце. Любила-то она всю жизнь Конрада, а ложе делила с Лешко. Такова уж обязанность у княгинь: производить на свет наследников и девиц княжеского рода для выгодных династических браков. А я уродилась в отца. Похожа на него, как две капли. Вот и возненавидела меня мать люто с самого детства. Болеслав и Саломея — те больше на Конрада смахивают. Может, они его дети и есть — кто ж знает. А мне вот не повезло. Да еще и имя мое…
— А что с именем?
Аделаида вздохнула:
— Отец ведь тоже любил не свою законную жену, а княжну Агделайду — сестру покойного нынче князя Силезии Генриха Бородатого. И она любила Лешко. Даже, по слухам, встречалась с ним тайком пару раз. Да только отец ее Болеслав Высокий не пожелал выдать свою единственную дочь за молодого краковского князя: враждовал он тогда с Малой Польшей, в память о той любви Лешко Белый и назвал меня Агделайдой. Конечно, мамочке это не понравилось.
Бурцев встряхнул головой. Он вконец запутался в плетениях родословных и адюльтерах. Аделаида не умолкала:
— Мою участь Конрад и Грымыслава предрешили года назад. Уже тогда меня пророчили в жены сына Конрада — моему кузену Казимиру, князю Куявии. К счастью, сам Казимир тогда не горел желанием связывать свою жизнь со мной. Он в то время слишком увлекся дочерью Генриха Благочестивого Констанцией Силезской. Причем настолько, что пошел даже против воли отца, заявившись свататься к ней. Конрада взбесил тот поступок Казимира. В ярости повесил Яна Чаплю — наставника своего своенравного сына, который выполнял функции посредника между Казимиром и Констанцией. Свой гнев Конрад впоследствии объяснял нежеланием потворствовать кровемесительному браку, поскольку Казимир состоял с Констанцией в четвертой степени родства. Однако основнная причина заключалась в другом: по замыслу родителя, Казимир должен был жениться только на мне. Причем я, между прочим, прихожусь ему двоюродной сестрой. Но это обстоятельство ничуть не смущает Конрада. И я догадываюсь, почему. Если у меня и Казимира родится наследник, Конраду Мазовецкому не потребуется опекунство над Болеславом, которое рано или поздно должно закончиться. Брат может, к примеру, умереть от внезапной «хвори», внук Конрада унаследует Малую Польшу.
— Слушай, а почему бы Конраду просто не взять в жены твою мать и самому не родить наследника?
— Я же говорила — Конрад уже женат. На Агафи черниговской. И портить отношения с ее родствениками он не желает. К тому же мазовецкий князь и Грымыслава уже слишком стары, чтобы заводить наследников. Потому и мечтают повязать брачными узами меня и Казимира.
— Погоди-ка, княжна, — перебил Бурцев. — Ты ведь и сейчас на невесту не больно-то тянешь: возрастом не вышла, а раньше вообще ребенком была. О каком браке может идти речь? Этак и под статью попасть можно за совращение малолетних. Или у вас здесь совсем дикие законы?
Княжна гордо вскинула голову:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, русич. Для династических браков — возраст не помеха. Моя сестра Саломея была повенчана с восьмилетним королевичем Кальманом, когда ей исполнилось только три года…