Чернявая за него особенно и не держалась. Она выронила автомат и непроизвольно схватилась за лицо, пытаясь закрыть рот, нос и глаза. Поздно! За первой порцией газа девчонка уже хапнула вторую. А этого вполне достаточно, чтобы вырубить человека.
Чернявая согнулась в три погибели, рухнула на колени, заставляя пригнуться и Бориса.
Проклятая связка!
Не переставая кашлять, одной рукой она схватилась, как за спасительную соломинку, за пластиковую цепь, другой вслепую шарила перед собой в поисках автомата.
Нет, дорогуша, уже не найдешь! Борис перехватил оброненный калаш.
Ага, а вот она уже и не пытается ничего искать! Валится на бок. Кашляет все сильнее, все надсаднее. На лице — слезы и сопли в три ручья.
Борис придержал извивающееся тело и достал ключ от наручников.
Девчонка не сопротивлялась и не препятствовала ему. Она кашляла так, словно намеревалась вывернуться наизнанку. Сквозь кашель пробивался жалобный скулеж.
Борис разнял цепь из наручников. Вот так-то лучше. Теперь можно и уходить. Вопрос только в том, одному уходить или…
Взгляд снова скользнул по чернявой. Бросить ее здесь? Тащить с собой?
Девчонка утверждала, что без нее из города ему не выбраться, и в утверждении этом была изрядная доля правды. Но, пожалуй, не только эта мысль заставила Бориса принять решение. Было что-то еще. Чувство вины перед треской или… Или какое-то иное чувство.
Размышлять о котором сейчас все равно некогда.
— Ну ладно, подруга…
Борис взвалил чернявую на плечи. Грязная, липкая, обессилевшая, она уже почти не шевелилась. Кашель тоже стих: чернявая теперь только всхрипывала, как загнанная лошадь, и слабо подергивалась.
Маленькая и хрупкая на вид девчонка оказалась неожиданно тяжелой. Однако на плече нести ее все же было удобнее, чем волочить на цепи.
Чуть пригнувшись и вглядываясь в густую сизую пелену газового облака, Борис направился туда, где, по его расчетам, находился проход к камерам гладиаторов. Там вряд ли будет много охотников. Федеральные хэды сейчас должны суетиться возле трибун, заваленных добычей. Да и сориентироваться там он сможет.
Идти с увесистой ношей на горбу и автоматом на изготовку было непросто. К тому же постоянно приходилось перешагивать через копошащиеся под ногами тела. Дыхание в маску приглушало звуки вокруг. Было жарко. Лицо под резиной горело. И только вставленная в резиновую глазницу антикондиционная пленка спасала уцелевший окуляр противогаза от запотевания.
— Куда ты ее тащишь, мудила?!
Борис дернулся на чей-то приглушенный окрик. Кричали справа. Туда он и повернул ствол автомата.
Да, точно! Две размытые пятнистые фигуры в противогазных масках выступали из газового тумана.
— Тресовозка — в той стороне… — махал рукой один хэд. — Поворачивай!
Кричат ему?
— Слышь, это ты, что ли, фугаску рванул? — спросил второй.
Точно, ему! Хэдхантерская двойка приближалась. Похоже, в газовом тумане охотники приняли Бориса, облаченного в рваный пятнистый камуфляж, за своего и…
И быстро поняли, что обознались.
— Эй, ну-ка стой!
Наверное, сразу эти двое не выстрелили потому лишь, что слишком велико было потрясение. Вряд ли хэды ожидали увидеть здесь чужака, спокойно разгуливающего в газовых клубах и утаскивающего из-под носа их добычу.
А может быть, просто замешкались, гадая, какими боеприпасами валить неожиданную цель.
Борис шмальнул первым. Саданул боевыми. Чтобы быстрее и наверняка. Чтоб никакой бронник не помог.
Две короткие автоматные очереди добавили к слезоточивому газу малую толику газов пороховых.
Кто-то совсем рядом истошно закричал:
— Сюда! Сюда!
Но кто кричал и откуда? Кого и куда звал? Сориентироваться в густом сизом тумане было непросто.
Борис ускорил шаг. Послышались отдаленные хлопки. Чернявая на его плече дернулась. Совсем не так, как прежде билась в кашле. Напряглась всем телом, сгибая руки и подтягивая ноги к животу. В одно мгновение все мышцы девчонки стали подобны туго увязанному жгуту.
Тащить на себе человека, скрученного таким тонусом, оказалось еще тяжелее и неудобнее. Чернявая сразу сделалась какой-то угловатой и жесткой. И будто прибавила веса с десяток кэгэ. Колени девчонки больно вдавились Борису в ребра, острые локти — в плечо и в спину.
Причина случившегося могла быть только одна. Шприц-ампула. По ним стреляли сзади. Но пока попали только в чернявую, поневоле ставшую его щитом.
Борис обернулся.
Нет, ничего не разобрать в клубящемся мареве. Он наугад дал очередь в плотную дымку. Опять — боевыми. Туда, где вроде бы почудилось движение.
Кто-то вскрикнул.
Борис отскочил в сторону.
И по-бе-жал! Не осторожничая более. Не ощущая ни своего тела, ни скрюченного тела чернявой на плече. Топча чужие тела, валявшиеся под ногами.
Сзади тоже ударили боевыми.
Одна очередь, вторая, третья… Били близко, но, похоже, вслепую. Пули ушли правее.
Борис сбросил чернявую на землю, упал сам, используя чье-то тело в качестве укрытия. Тело было в черной колизейской форме и слабо шевелилось. Рядом валялся пульт. Тот самый, от гладиаторских ошейников. Вот уж чего, конечно же, не следует здесь оставлять.
Борис схватил пульт, сунул в один карман, из другого вытащил две округлые болванки. Хэдхантерские осколочные гранаты. То, что доктор прописал. Кольца — долой.
Одну за другой он швырнул гранаты в газовое облако. Взрывы, крики…
Авось теперь погоня отстанет.
Он все же нашел проход в путанные коридоры на нижних этажах колизея. Хэдов там действительно пока не было, однако газ уже успел просочиться. Хорошая вентиляция — не всегда во благо.
Несколько раз Борис натыкался на захлебывающихся в кашле колизейских охранников. Видел запертые камеры, открывать которые не имело смысла: гладиаторы, наглотавшиеся газа, все равно уже не способны были к побегу. Один раз дорогу перегородил перевернутый электрокар с водителем на цепи. Трес тоже хрипел и стонал от кашля.
Борису удалось отыскать дорогу к подземному ангару, в котором хозяин колизея принимал у Стольника живой товар. Ангар был открыт. У распахнутых ворот вяло копошились несколько колизейских. Среди черной униформы выделялся пиджак сочно-оранжевого цвета. Видимо, апельсиновый с небольшим отрядом верных людей пытался покинуть территорию колизея.
Пытался, но не успел. Газ достал беглецов на выходе.
Борис с трудом подавил желание всадить в ублюдка очередь боевыми.