Она судорожно вздохнула и облизнула пересохшие губы.
— Да. Я говорю «да» — я выйду за тебя.
Его темные глаза блеснули радостью, смешанной с триумфом и облегчением.
— Давай-ка обсудим это еще раз. Я далек от совершенства, впрочем, как и все люди. Я непременно буду говорить или делать что-то, что тебе не понравится, и ты не раз пожалеешь о том, что стала моей женой. Я с легкостью мог бы сказать, что люблю тебя, Кэролайн. Но это не те слова, что можно бросать на ветер, а потом просто встать и уйти. Поэтому сейчас я скажу только то, что я восхищен тобой и очень хочу тебя. — Он взял ее руку и положил себе на грудь. — Обещаю: я никогда не солгу тебе, никогда не предам наше соглашение. Твоя искренность вдохновляет меня, моя радость, и дает надежду на будущее.
Эти слова молнией сразили ее в самое сердце. Он обещает ей так много, гораздо больше, чем она от него ожидала. Но она… Что она может пообещать ему в ответ? Ее тайна встает между ними высокой стеной и мешает наслаждаться радостью жизни.
Так или иначе, она должна была сказать ему правду, и чем скорее, тем лучше. Откладывать это до самой свадьбы было бы по крайней мере не разумно.
Ну, сделай же это сейчас! Расскажи ему и попроси прощения за то, что так долго молчала. Вместе мы сможем все это пережить. Он ведь уже совсем другой человек. Он поймет. Как он смотрит на тебя. В каждом его движении безумная нежность. Сделай это сейчас, пока ты еще не потеряла его.
— Паоло, — начала Кэлли дрожащим голосом, — я и сама не совершенство. Ведь есть некоторые вещи, которых ты обо мне не знаешь. Есть тайны, которые ты должен узнать.
— Я уже давно догадывался об этом, но ничто не может изменить моего к тебе отношения. Ты — будущая мать Джины и Клементе. Разве может быть что-нибудь важнее этого?
— Да, но…
— Никаких «но», — и он стал опускать ее руку ниже по своему животу и еще ниже, пока она не достигла его мужской плоти. — Видишь, что происходит между нами сейчас? Так что давай-ка отложим все серьезные разговоры на потом и доставим друг другу блаженство, на которое способны мы оба.
Их наслаждение погрузило их в безвременье, где, казалось, существовали только они одни.
Я люблю тебя! Я люблю тебя!
Эти слова звучали в ее голове, и Кэлли едва сдерживалась, чтобы не сказать их вслух.
— Паоло, я хочу тебя, — тихо прошептала она. — Пожалуйста, сейчас.
Он протянул руку к ночному столику и зашуршал маленьким пакетиком, за которым, собственно, и ходил.
— Подожди минутку, — сказал он, открывая пакетик. — Нужно сделать еще кое-что. Нам пока не нужна непредвиденная беременность.
Слишком поздно, подумалось ей. Теперь будет вдвойне сложнее сделать свое признание.
— Что-то ты притихла, милая, — заметил Паоло. — Разве ты не согласна: ребенок был бы сейчас некстати.
— Конечно, — выдавила она.
И дальше началось одно сплошное волшебство, пересказать которое практически невозможно, иначе это было бы невероятной ложью. Ведь слова об этих отношениях никогда не передают того восторга чувств, которые испытывают в этот момент двое.
Если бы не мрачная тень, нависшая над всеми в этот период, связанная со смертью Ванессы и Эрманно, то следующие две недели из жизни Кэлли можно было бы смело назвать самым счастливым периодом. По настоятельной просьбе Паоло все решили остаться еще на четырнадцать дней на острове.
Паоло упросил своих родителей не вмешиваться в их отношения, и это облегчило ее жизнь.
— Возможно, так будет лучше для близнецов, — постоянно говорил Паоло.
Он так волновался за детей, что это тронуло Кэлли.
Удивительно, но за все это время не было ни одной стычки с Сальваторе, скорее всего, потому, что Паоло серьезно поговорил с ним.
— Очень приятно видеть тебя рядом с нашими внуками, — сказал однажды Сальваторе за завтраком. — Мне кажется, они начинают привыкать к тебе.
О да, Кэлли так этого хотела! И ей уже удалось сблизиться с детьми.
— Пойдешь играть с нами, тетя Кэролайн? — вечно спрашивал Клементе.
— Конечно, — отвечала она, а у самой глаза блестели от слез.
Еще бы! Ведь то был ее собственный сын! Красивый и темноглазый, как его отец, а характер мягкий, как у матери Кэлли. Как бы гордилась Одри Лейтон обоими своими внуками!
Однажды Джина решила поиграть в прятки.
— Мы с тетей Кэролайн будем играть против тебя и Клементе, — заявила она Паоло, распределяя роли в саду, на игровой площадке. — И чтобы не жульничать.
— Ну, если ты так просишь, — усмехнулся Паоло, и Кэлли улыбнулась.
Джина была явно папенькина дочка — такая же сильная воля и такая же независимость характера. Она сама решала многие вещи, совершенно не поддаваясь чужому влиянию.
— Сначала ты мне не понравилась, — сообщила она своей тете. — Но теперь я вижу — ты хорошая. Я не возражаю, если ты останешься с нами навсегда. Конечно, когда тут была мама, мы в тебе не очень-то нуждались, но теперь было бы здорово, если бы кто-нибудь смог расчесывать мои длинные волосы. У бабушки это не очень хорошо получается, да и у дяди Паоло тоже — он их сильно дергает. А теперь давай поскорее спрячемся, а то мы проиграем. Я знаю тут отличное место.
Они взялись за руки и побежали по гравийной дорожке, по краям которой были расставлены мраморные статуи. Обогнув небольшой прудик, девочка проскользнула между двумя каменными скамейками и нырнула в открытую пещерку.
— Вот сюда, — прошептала она, отодвинув виноградную лозу, за которой обнаружился грот, заросший папоротником. — Здесь они нас никогда не найдут. Это мое тайное местечко. Я никогда не показывала его Клементе. Только мама знала о нем… — Тут ее голос невольно задрожал. — Вот теперь и ты будешь знать.
— Я очень рада, что удостоена такой чести, — серьезным голосом произнесла Кэлли, желая успокоить малышку.
— Ты ведь никому не расскажешь, тетя Кэлли?
— Нет, — пообещала та. — И никого сюда не приглашу без твоего разрешения.
Вздохнув, Джина продвинулась поглубже в грот.
— Мы с мамой иногда зажигали тут свечи. Смотри, тут наверху есть стеклянные чаши. Мы приносили из дома подушки, садились на них и разговаривали о личных вещах, которые мальчишки и папы никогда не поймут. Но я не думаю, что сейчас нам нужны свечи.
— Верно, — согласилась Кэлли. — Это что-то особенное, что принадлежало только тебе и твоей маме. А еще мы не должны себя обнаружить, поэтому нам надо сидеть тут очень тихо.
Неожиданно Джина насторожилась и прижала палец к губам. Ее глаза блеснули.
— Кажется, они идут сюда, — прошептала она. — Давай спрячемся поглубже. Мы можем сесть на камни.