— Абсолютно, — сказала я. — Только нужно подчеркнуть одну деталь. Нам этот человек незнаком, но он-то, кажется, прекрасно представлял, кто я и откуда. Его интересовала не любая газета и не любой главный редактор.
— Итак, — продолжил Кряжимский, — выяснив, что никаких подобных материалов в нашей газете не появится, незнакомец успокаивается и исчезает. Какой мы можем сделать из этого вывод? Вероятно, этот человек первоначально предполагал, что «Свидетель» намерен печатать что-то на эту тему, и опасался этого. Но откуда у него могла появиться такая информация? Мы же не кричим о своих планах на каждом углу, тем более и планов-то таких не было.
— Знаете, какая у меня мелькнула мысль, когда Старостин заговорил о религиях? — сказала я. — Первым делом я вспомнила девчонку — Аглаю, с ее фантазиями насчет далекой страны Шангри-Ла. Не могу этого объяснить, но в ту минуту мне даже показалось, что между этими двумя есть какая-то связь…
— А вы не упоминали ее имени? — спросил Кряжимский.
— Что-то меня от этого удержало, — призналась я. — Как будто кто-то толкнул под руку.
— Интуиция, — пробурчал Ромка.
— Как хотите, а в этом что-то есть! — с горячностью воскликнул Кряжимский. — Сейчас я тоже просто физически ощущаю эту связь! Не могу пока сформулировать, что меня беспокоит, но держу пари, здесь кроется что-то серьезное!
— Вы полагаете, та девчонка действительно была в какой-то секте? — спросил Ромка.
— Судя по всему, так оно и есть, — важно сказал Кряжимский. — И наш «педагог» тоже имеет к ней непосредственное отношение. Не зря же он до такой степени обеспокоился возможной утечкой информации, что предпринял вылазку…
— Что-то я не пойму! — скептически заявил вдруг Ромка. — Допустим, он боится утечки, допустим, та девчонка чего-то ему напела… Но откуда он узнал про нашу газету, про Ольгу Юрьевну откуда узнал?!
— От меня же и узнал, — со вздохом сказала я. — Ведь я оставила Аглае свою визитную карточку! Вот вам и разгадка учителя Старостина.
Остаток дня я провела в унизительных и утомительных попытках разыскать господина Ерохина, в руках которого были все нити нашего «экономического» дела. Он всяческими способами старался этого избежать — мне сообщали, что он то выехал, то вызван к начальству, то находится на экспертизе, то ушел обедать.
Все это меня ужасно злило, но в этой внезапной потере интереса к моей персоне со стороны несгибаемого борца с экономическими преступлениями я усматривала и некий обнадеживающий знак. По-видимому, предпринятые нами меры начинали потихоньку оказывать свое действие, и теперь господин Ерохин попросту тянул время.
Это был классический проверенный способ, безопасный во всех отношениях. Но я была твердо намерена положить конец этим упражнениям и добиться встречи с Ерохиным, даже если для этого пришлось бы дневать и ночевать в управлении.
Наверное, он это понял, потому что в конце рабочего дня мне неожиданно предложили пройти в кабинет Ерохина, потому что, как оказалось, он давно меня там дожидается. Правда, по его кислому лицу трудно было догадаться, что он сгорает от нетерпения, но это уже были мелочи, на которые не стоило обращать внимания.
— Здравствуйте, Ерохин! — сказала я, входя в кабинет. — Горите на работе? Сегодня к вам труднее попасть, чем в Кремль!
— Да, работы много… — неохотно промямлил он, на этот раз даже не улыбнувшись. — А у вас ко мне какое-то дело, Бойкова?
— А я думала, дело у вас! — насмешливо сказала я. — Вот как раз и пришла поинтересоваться, в какой стадии находится наше дело, сколь далеко сумело продвинуться следствие…
— Вы напрасно иронизируете, — с обидой заметил Ерохин. — Может быть, вы свою работу не цените, а я привык относиться к ней предельно серьезно…
— Это я уже заметила, — сказала я. — Но, надеюсь, время читать газеты у вас остается? Не заглядывали сегодня в «Огни Тарасова»?
Ерохин неприязненно поджал губы.
— Вот вы постоянно поднимаете шум, Бойкова, — назидательно промолвил он. — Всюду ищете сенсацию, а потом оказывается, что ваша сенсация яйца выеденного не стоит… Взять, к примеру, вашу публикацию о некоем авторитете по кличке Жмых. Такой вы шум подняли, что опасный преступник по вине прокуратуры разгуливает на свободе! А чем дело кончилось, знаете? Ваш Жмых был на днях убит в местечке Лас-Пальмас! Это на Канарских островах… Что же получается? Вы попросту дезориентируете читателя — вот что получается.
— Вы хотите сказать, что этот инцидент на Канарских островах — заслуга нашей прокуратуры? — с интересом спросила я.
— Вы отлично понимаете, что я хочу сказать! — поморщился Ерохин. — Публикации должны быть сдержаннее, взвешеннее…
— Расчетливее, — подсказала я.
— Если хотите, и расчетливее! — строго проговорил Ерохин. — Или взять, например, ваш случай. Подняли хай на весь город, всех переполошили, в суд обратились! Как же, идет наступление на свободную прессу! А чем все кончилось, Бойкова? Пшиком?
— Как? Уже кончилось? — радостно спросила я. — Уже пошли на попятную, Ерохин?
Он утомленно прикрыл глаза и негромко сказал:
— Вы все-таки выбирайте выражения, Бойкова! Я при исполнении… Что это значит — пошли на попятную? У нас имелся сигнал. Мы обязаны были его проверить. По закону. В результате проверки факты не подтвердились. Произошла ошибка. Мы приносим вам свои извинения, но и вы соблюдайте такт, Ольга Юрьевна! Я понимаю, — с ехидством добавил он. — Специфика работы накладывает на ваше поведение свой отпечаток… Поневоле становишься бесцеремонным, когда приходится ежедневно копаться в грязном белье, — он сдержанно хихикнул себе под нос.
— Да, это накладывает отпечаток, — хладнокровно сказала я. — Что поделаешь, профессиональная болезнь папарацци. То ли дело — борьба с экономическими преступлениями. Роешься, можно сказать, в туалетной бумаге, но при этом не теряешь ни грамма ни деликатности, ни такта. Остается только завидовать.
Ухмылку с лица Ерохина как ветром сдуло. Он отвернулся и, взяв со стола какой-то листок, проговорил скучным голосом:
— Вот постановление о прекращении следствия в отношении вашего дела. Можете приступать к работе. И позвольте дать вам хороший совет, Ольга Юрьевна… Допустим, я могу оценить ваше остроумие, хотя, откровенно говоря, оно и мне не кажется вполне уместным. Но очень многим оно может просто не понравиться, и у вас опять начнутся неприятности. Подумайте об этом!
— Это угроза? — спросила я.
— Ну что вы! Просто пожелание. Почти дружеское, — с издевательской любезностью сказал Ерохин. — У меня-то к вам теперь никаких претензий не имеется…
— Интересно, куда это они исчезли так быстро? — удивилась я. — А подпись на накладной? А призрак Галабуцкого? А рулон бумаги? Фургон, на котором ее увезли в неизвестном направлении? Участие в этом деле Кособрюхова, наконец! Все это было. И кто теперь распутает весь этот зловещий клубок? Без моего участия у вас ничего не получится!