Старостин тем временем внушал что-то обоим своим долговязым помощникам. Несмотря на их не слишком малый рост, он все равно возвышался над ними на полголовы. В детстве мне внушали, что если я не буду хорошо кушать, то не вырасту. Андрей Петрович, видимо, кушал в детстве просто замечательно. Возможно, он съедал даже чью-то порцию еще. Теперь я не сомневалась, что он вполне на это способен.
А ведь подумать только — на какой-то миг, пусть краткий, но я была этим человеком очарована! Все-таки мы, женщины, непростительно доверчивы, а внешность и уверенные манеры так легко вводят нас в заблуждение!
Старостин закончил наставлять своих подручных и не торопясь, вразвалочку зашагал к дому. Парень с заячьей губой оглянулся — в какой-то момент его неприязненный взгляд буквально ожег меня — с остервенением свистнул, подзывая собак, и направился к открытым воротам. Второй его приятель, шаркая ногами, потащился к приземистому зданию напротив и с видом полнейшего равнодушия уселся у порога.
— Вы не соскучились? — спросил Старостин, входя в коридор. — Что поделаешь — хозяйство! Постоянно чем-то приходится заниматься. Как говорится, глаз да глаз! — он принужденно рассмеялся и продолжил: — А мы с вами сейчас поднимемся на второй этаж. Внизу мне пока еще не удалось создать условий для жизни. Уж очень все запущено!
— Как вам вообще пришла в голову идея поселиться в этом медвежьем углу? — поинтересовалась я. — Наверное, это влетело вам в копеечку?
— Вовсе нет, — ответил Старостин. — Я не покупал эти развалины. Они никому не нужны. А оформить грошовую аренду при нынешней коррупции не составило никакого труда. Все равно расходы окупились сторицей.
— Неужели? — удивилась я. — Торгуете картофелем, яблоками из своего сада? Или поставляете лягушек в парижские рестораны?
— Не каждую выгоду можно измерить деньгами, Ольга Юрьевна! — назидательно промолвил Андрей Петрович.
— Ах да! У вас же община! — воскликнула я. — Вы ищете путь во тьме, а на это, конечно, никаких денег не жалко!
— Вы прячетесь за маской иронии, Ольга Юрьевна! — неодобрительно заметил Старостин. — А ведь ирония — это не что иное, как способ спрятаться от проблем, не так ли?
— Вы совершенно правы, — серьезно ответила я. — Наверное, вместо этого мне следовало бы смело и открыто поинтересоваться у вас, когда вы успели завести дружбу с теми самыми хулиганами, от которых спасали меня, прогуливаясь по вечернему Тарасову? Наверное, следуя примеру Макаренко, вы взяли их к себе на воспитание?
Наша беседа проходила на темной скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж дома. Андрей Петрович поднимался следом за мной, и поэтому я не могла видеть его лица. Только когда мы очутились в узком и душном коридоре наверху, я заметила, что мой спутник хмур, но спокоен.
— Сюда, пожалуйста! — проговорил он, указывая на глухую дубовую дверь, окованную железными полосами. — А что касается вашего последнего замечания, Ольга Юрьевна, то должен заметить, что воспринимаю его лишь как неудачную попытку пошутить. Люди, которых вы здесь видели, не имеют абсолютно никакого отношения к тем мерзавцам, что напали на вас в Тарасове. Наверное, вас сбила с толку заячья губа. Люди, страдающие этим изъяном, зачастую кажутся похожими друг на друга.
— Очень верное замечание, — согласилась я. — Ваша рассудительность и жизненный опыт просто подавляют…
— Мне хотелось бы рассчитывать на взаимопонимание, — возразил Андрей Петрович, входя следом за мной в небольшую, с низким потолком комнату. — Ни о каком подавлении и речи идти не может. Это не в моем характере. Я всегда стараюсь найти общий язык с каждым… А вот это моя келья! В таких мы тут живем. Скромно, но достойно.
В данном случае слово «келья» было уместно как никогда. Помещение действительно являлось кельей, и в незапамятные времена здесь действительно кто-то достойно и скромно жил. В том, что Андрей Петрович является продолжателем этих традиций, я очень сильно сомневалась. Хотя бы по той простой причине, что кровать, стоявшая в комнате, была рассчитана на человека гораздо меньшего роста, чем Старостин. Он на самом деле мог быть неприхотливым человеком, но при своих габаритах спать на подобной койке просто не смог бы физически. Он опять мне врал — это была не его келья.
Кроме прокрустова ложа, застеленного грубым солдатским одеялом, в комнате находился старый письменный стол и простая табуретка. Сквозь окно, забранное снаружи кованой решеткой, виднелись пышные верхушки яблонь в саду и кусочек леса в отдалении. Обзор был неширок из-за скромных размеров окна. Непонятно для чего прежние хозяева ставили на окна решетки — протиснуться в них мог разве что подросток.
— Нравится вам здесь? — спросил Старостин.
— Да, здесь очень мило, — сказала я. — Но, однако, я умираю от любопытства. Мне так хочется услышать подробности о вашей необыкновенной коммуне…
— Общине! — строго поправил меня Андрей Петрович. — Община — это более верное слово.
Я уселась на табурет, так как санитарное состояние чужого одеяла меня не убеждало, и вызывающе уставилась на хозяина.
— Итак, я вся внимание!
Андрей Петрович долго и обстоятельно рассаживался на короткой, жалобно визжащей кровати, потом закинул ногу на ногу и, поправив на носу очки, посмотрел мне прямо в глаза.
— С чего же начать? — произнес он, улыбаясь суховатой улыбкой опытного педагога. — История длинная, может быть, даже невероятная, а мне хотелось бы, чтобы вы уловили ее суть…
— Я уловлю, — пообещала я. — Голова у меня работает неплохо. А если что-то будет непонятно, я переспрошу.
— Да, верно, — кивнул Старостин. — Но я в общих чертах. Не секрет, что с некоторых пор в нашем обществе появилось множество людей, которым, так сказать, не хватило места на празднике жизни. Волчьи законы рынка смогли принять далеко не все. Особенно пострадала молодежь…
— Вот как? — удивилась я. — А мне казалось, что перемены в основном ломают людей постарше — тех, что воспитаны на других принципах…
Старостин строго кашлянул и недовольно сказал:
— Ольга Юрьевна, если вы будете меня перебивать, я не сумею донести до вас основную мысль! Вопрос, кстати, спорный. Вы придерживаетесь одного мнения — мои наблюдения совсем иные… Будь у нас время, я с удовольствием бы с вами поспорил…
Интересно, куда он торопится, с беспокойством подумала я. А Старостин уже продолжал, несколько повысив голос, — видимо, с тем расчетом, чтобы я не могла вклиниться в его рассуждения:
— Итак, молодежь! Неустроенность, потеря ориентиров ведет ее прямиком в лапы наркоторговцев, в преступные группировки, в сети разных грязных пророков. В этих условиях, когда от проблем молодежи устранились и семья, и общественные организации, и само государство, решать их приходится энтузиастам-одиночкам. Слава богу, таких людей много. Мне удалось объединить вокруг себя единомышленников, для которых будущее России не пустой звук. Мы организовали эту общину, мы вложили сюда свои невеликие средства, мы, наконец, собрали сюда молодых людей — отчаявшихся, не имеющих своего угла, тех, на кого все уже махнули рукой… Мы помогаем этим людям переломить себя и обстоятельства, вернуться к нормальной полноценной жизни…